– У меня есть ты, Lise. Ты – мой лучший друг. Единственный.

    Я всхлипнула – довольно демонстративно. Мне не хотелось бы, чтобы сила моих чувств была оставлена Адольфом без внимания.

    – Это все из-за меня. Из-за меня ты стал Гитлером.

    – Глупости, – сказал Адольф. – Просто время было такое.

    Мы пошли дальше и некоторое время молчали.

    Адольф вдруг проговорил:

    – Почему-то, проходя здесь, я всегда вспоминаю, как на меня набросился другой Гитлер. Он недавно умер, знаешь? Мне у Завирейко сказали.

    – Ты все-таки хочешь поработать у Завирейко?

    – Что поделать! Он предлагает новые творческие возможности. Детские сады, елки. Маленький Бродяжка приходит на праздник, понимаешь? Это воспитывает сострадание.

    – На празднике? Скорее в тебя будут бросаться тортами, – сказала я.

    К тому времени мы уже обзавелись целой коллекцией фильмов Чарли Чаплина.

    – Ты просто не хочешь, чтобы я играл Маленького Бродяжку.

    Я молчала.

    Он прошел еще немного и сказал:

    – Помнишь уездный город Н.?

    Я кивнула.

    Адольф продолжал, задумчиво рассуждая вслух:

    – Обычно человек не вполне отдает себе отчет в том, что дошел до предела своих возможностей в том или ином деле. Но я – я полностью понимал, что лучше, чем в городе Н., не сыграю. Лучший, звездный Адольф остался там и тогда. Наверное, в те мгновения в меня воистину вселился дух Адольфа. Это было… – Он помолчал, покосился на меня и все-таки закончил фразу: – Это было нечто эротическое. То, что происходило между залом и мной.

    – Ты испытывал эротическое возбуждение? – спросила я.

    Он чуть покраснел.

    – Да, но… не только. Я чувствовал ответ. Из зала.

    – Я понимаю, – сказала я.

    Мы взялись за руки и дальше пошли так.

    Пройдя еще несколько кварталов, отец прибавил:

    – Такое больше не повторится.

    * * *

    Дома мы почти совершенно изгладили из памяти глупую ссору. И фильм тоже куда-то испарился. Они как будто аннигилировались – фильм и ссора. Я готовила ужин, тушеную капусту с сарделькой, и мечтала о том, что когда-нибудь мы с Адольфом вместе поедем в Германию. Будем бродить по улицам Берлина, Франкфурта, побываем в Дрездене. Увидим Мадонну. Гитлер так любил все это!

    На миг я застыла с ножом в одной руке и сарделькой – в другой.

    Странная мысль взорвала мой мозг – у меня даже в глазах потемнело.

    Нет, я и раньше знала о том, что Гитлер развязал войну в Европе, что Гитлер был разгромлен и что он считается воплощением зла. Но мне до сих пор почему-то казалось, что он имеет полное право появиться в Германии, которую так любил.

    И лишь сейчас до меня окончательно, с болезненной пронзительностью дошло: никогда мой отец не ступит на землю Германии. Никогда – до тех пор, пока он сохраняет облик Адольфа. Или Маленького Бродяжки. Он должен превратиться в обыкновенного человека.

    Отец вошел в кухню и сказал:

    – Сейчас звонил Берия. Приглашал на кладбище. Завтра – годовщина Дмитрия Ивановича.