* * *

    С того дня у Петра Ивановича появилось важное занятие: он думал о босых ножках балерины и о хрустальных башмачках. Он представлял их в воображении: вот длинные пальцы молодой танцовщицы подбираются и вновь выпрямляются, как крохотные стрелы, вот ее ступня изогнулась аркой – как тверда ее пятка, хоть иглы об нее ломай! – и миг спустя она расслабленно опускается возле крохотного башмачка.

    Умом Петр Иванович понимал, что для Золушки это позор – ведь зачарованные туфельки, красноречивые свидетели ее триумфа, определенно не придутся ей впору. Но было нечто волнующее в том, что Золушка никогда их не наденет. Ведь пока она боса, остается возможность мечты о ней, остается сводящая с ума неопределенность. Женщина за мгновение до взлета абсолютного счастья: уже наполненная любовью, но еще не потерянная для тебя безвозвратно.

    А Золушка обречена балансировать на этой грани вечно, и грань эта слишком тонка и остра, чтобы когда-либо утратить свою смертоносность.

    Несколько дней кряду Петр Иванович ходил как пьяный. Все свои мысли он переместил в Золушкины пяточки и в пару башмаков, стоявших на сцене так одиноко, так обреченно!..

    В конце концов Михля сумел вломиться в магазин, где погибал от любви его приятель.

    – Нужно ответить на несколько звонков, – сообщил Михля. – Ты что тут заперся, как сыч?

    Петр Иванович медленно повернул к нему голову и заворчал предостерегающе из полутьмы своего угла.

    – Нет, – сказал Михля, – я ведь тебя знаю. Ты должен ответить на несколько звонков, Петр Иванович, потому что это надо для дела.

    К Михле протянулась длинная рука. Длинные черные ногти на пальцах отросли и начали загибаться книзу твердыми крюками.

    – Список, – хрипло выговорил Петр Иванович.

    Михля наколол листок бумаги с логотипом на один из ногтей.

    – Четыре звонка, – добавил он. – Номера записаны.

    – Без ошибки?

    – Пфф! – презрительно фыркнул Михля. – Я же не блондинка, хоть и секретарь.

    – Блондинки тоже ошибаются, – непоследовательно произнес Петр Иванович и погрузился в меланхолию.

    После долгого молчания (все это время Михля спокойно и терпеливо сидел в кресле посреди магазина и листал каталог) Петр Иванович вновь пошевелился в своем углу.

    – Невеста – самый страшный персонаж фильма ужасов, – подал он голос.

    В горле у тролля что-то хрипнуло, и он кашлянул.

    – А мне монстры нравятся, – сказал Михля, откладывая каталог. – Особенно когда они подкрадываются, а потом вдруг хватают!

    Петр Иванович продолжал сипло, то и дело прерываясь, чтобы откашляться:

    – Женщина в последние секунды свободы обладает особенной силой. Эта сила нисходит извне. Она капризна, она способна убить любого, кто посягнет на невесту, но иногда она убивает саму невесту – просто из ревности.

    – Но ведь бывает же, что невеста бежит из-под венца? – вставил Михля.

    Петр Иванович долго смотрел на него из темноты тяжелым, мрачным взором. На Михлю это не произвело впечатления. Он снова уткнулся в каталог.

    Наконец Петр Иванович сказал:

    – Если невеста убежит из-под венца, она больше никогда не будет истинной невестой.