– И Катю! – заревел Петр Иванович. – Хо-хо! И Катю! Ужасное имя, – прибавил он миг спустя, – совершенно не рычащее. Для хорошего секса не подходит.

    Михля густо покраснел, еще раз показал пальцем на листок с номерами телефонов и быстро вышел из магазина. Петр Иванович безжалостно хохотал ему в спину.

    * * *

    Катя оказалась эффектной блондинкой на полголовы выше Михли. Петру Ивановичу она, против ожиданий, понравилась. Несмотря на всю опасность «невест» вообще и собственное неподходящее имя.

    Она очень хорошо воспринимала спектакль. Так, как будто ее, Кати, не существует. И вселенной тоже временно не существует. Остался лишь хрупкий, в любое мгновение готовый исчезнуть мир, изготовленный людьми из звуков и блестящих тканей.

    Для Михли же, напротив, не было ничего важнее Кати, и даже «Золушка» не могла заставить его считать иначе. Но Петра Ивановича это не занимало.

    Он весь был поглощен балериной.

    Сегодня она была немного другая, но все-таки это была она. Он с замирающей радостью узнавал каждый ее жест, каждую особенную мелочь в ее движениях, каждый изгиб ее фигуры. Ему нравилось думать о ней: «верзила», – это слово страшно волновало его и вместе с тем почти до слез умиляло.

    «Верзила, верзила», – думал он, глядя, как Золушка вальсирует со своей шваброй. Потом он запретил себе так думать, чтобы острота ощущений не притуплялась.

    В антракте Михля отправился в буфет за шампанским, а Катя осталась в ложе с Петром Ивановичем.

    Тролль сидел с закрытыми глазами и слушал зрительный зал: гудение голосов, редкий стук каблучков, шарканье подошв.

    Катя сказала:

    – Какой волшебный вечер! Спасибо вам, Петр Иванович, а то Сержик ни за что бы не додумался.

    Не открывая глаз, Петр Иванович спросил:

    – Вы его любите?

    – Конечно, если собираюсь за него замуж! – засмеялась Катя.

    – Ну мало ли, – сказал Петр Иванович, – может быть, вас привлекла его квартира.

    Катя произнесла очень серьезно:

    – Что-то мне подсказывает, что на вас невозможно сердиться.

    Тролль открыл глаза, в них блеснуло красное.

    – На меня опасно сердиться, – подтвердил он. – Но вы можете. Немножко.

    Она засмеялась и постучала кулачком его в плечо.

    – Вот так?

    – Приблизительно, – сказал тролль. – Вы на редкость правильная девица.

    Тут в ложу вошел Михля с бутылкой пива.

    – Шампанского нет, – виновато сообщил он. – Я взял пиво. Оно тоже с пузыриками.

    – Да, – сказала Катя, отбирая у него бутылку. – Никто и не заметит разницы.

    Петр Иванович снова закрыл глаза, и на его веки легла мягкая тень: свет начал гаснуть.

    Михля оказался прав: второе впечатление не убивало первое, но оттеняло его, прибавляло ему красок. Лихорадка постепенно отпускала Петра Ивановича, сменяясь теплым, спокойным чувством, растворяющим в себе весь мир. Это просто восхитительно, подумал Петр Иванович.

    Теперь он заранее знал, что сейчас танцовщица выйдет босая.