Еще одна стрела мелькнула в воздухе. Прошла над верхним краем щита. Ударила под налобник открытого шлема. Кнехт упал, даже не вскрикнув.

Зигфрид глухо выругался. Если так пойдет и дальше, проклятый язычник перестреляет его воинов еще до начала поединка. А арбалетчики все еще возились с самострелами.

Но ничего…

Ровная, пригодная для конного наскока площадка уже лежала перед ним. Барон ослабил повод и до упора всадил шпоры. Конь, всхрапнув, ринулся на противника.

Зигфрид опустил копье, прикрылся щитом…

И вовремя: вражеский лучник выпустил еще одну стрелу.

Толчок в левую руку. Дрожащее оперение перед глазами.

И еще…

Наконечник звякнул о шлем. Ощутимо тряхнуло голову, однако стрела отскочила от гладкой стальной поверхности, не причинив вреда.

Сквозь смотровую щель Зигфрид видел, как вражеский стрелок передает лук кнехту с раковиной-рогом. Как набрасывает тонкий повод на едва приметный крюк нагрудника. Как вырывает из ножен меч. Как перехватывает оружие двумя руками. Как мчится навстречу…

Нет, он не трус, вынужден был признать Зигфрид. Трус не стал бы без щита, с одним только мечом бросаться на противника, вооруженного длинным рыцарским копьем.

Чужак управлял конем ногами и поворотами туловища. Умный конь словно чувствовал волю всадника.

Иноземный рыцарь, похоже, умел обращаться с оружием, хотя и демонстрировал незнакомую манеру боя. Но сейчас ему едва ли удастся первым дотянуться до Зигфрида. Чужак скакал в самоубийственной атаке, не пытаясь ни отвернуть коня в сторону, ни уклониться в седле. Алая накидка за спиной язычника вздувалась шаром, будто огромный кровяной пузырь.

Зигфрид уже набрал необходимый разгон. Барон целил копьем в грудь противника. Щита у язычника не было, а чудной красно-синий доспех не выглядел достаточно надежным для того, чтобы выдержать копейный удар.

Золотистый банер трепетал на ветру. Еще немного — и массивный наконечник проломит в ребрах чужеземца дыру величиной с кулак. Еще совсем немно…

Язычник вдруг привстал на стременах, подался всем телом вперед…

Коротко блеснуло отраженное солнце. Клинок чужака молнией обрушился на копье Зигфрида. Полоснул самым кончиком под банером. Удар был сильным, с режущим оттягом, а сталь — острой и крепкой.

Обрубленный наконечник лэнса полетел под копыта коня. Копье слабо качнулось было туда же, вниз. Но Зигфрид удержал древко.

Укороченное почти на локоть копье ударило-таки в красно-синюю грудь. Зигфрид ощутил привычную хрусткую отдачу. Древко, прижатое правым локтем к боку, дернулось назад. Переломилось. Полетела щепа.

Конечно, тупой лэнс не пробил вражеского доспеха, однако с такой силой вышиб чужака из седла и швырнул наземь, что тот так и остался лежать недвижимым. Меч выпал. Рогатый шлем откатился в сторону.

Пешие слуги ринулись на помощь поверженному господину. Люди-грибы яростно кричали и размахивали оружием. Желтолицые кнехты явно вознамерились отбить павшего рыцаря. Что ж, похвальная верность. Похвальная и самоубийственная.

Зигфрид отбросил обломок копья, вырвал из ножен меч. Взмахнул клинком, проревел:

— В атаку!

Арбалетчики, зарядившие наконец самострелы, ударили первыми. Хорошо, метко ударили, в самую гущу врага: два болта свалили трех человек. Рыцари под предводительством барона обрушились на язычников подобно смерчу. Раздвинули неровную хлипкую стену копий. Вломились. Врубились…

Кто-то рухнул, сдернутый с седла копейным крюком. Кого-то сбили алебардой. Еще под кем-то срубили коня. Но это уже ничего не решало. Закованные в железо всадники на рослых боевых жеребцах смяли легковооруженную пехоту в считаные секунды. Когда подоспели оруженосцы и слуги, врага оставалось только добить.

* * *

Пленных было всего двое. Иноземный рыцарь, оглушенный в самом начале схватки, и его слуга-сигнальщик, сопротивлявшийся до самого конца.