Без липших церемоний он плюнул нам под ноги и вытолкал в шею, крикнув: "А ну валите отсюда,
недоноски!" Или что-то в этом роде.
Оказавшись на улице и обнаружив, что никто ничего в нас не кидает, я рассмеялся. Вот было бы здорово, подумал я, разобрать это дело в суде.
Со всеми подробностями, включая показания Иветт. Ведь у французов есть чувство юмора. Может, судья, услыхав рассказ Филмора, освободил бы его от
обязательства жениться на этой шлюхе.
Между тем Жинетт стояла на другой стороне, размахивая кулаками и продолжая вопить диким голосом. Прохожие останавливались послушать и
высказывали свою собственную точку зрения, как это бывает во время уличных скандалов. Филмор не знал, что ему делать, - уйти прочь или,
наоборот, подойти к Жинетт и попробовать с ней помириться. Он стоял, размахивая руками и стараясь вставить хотя бы слово. Но Жинетт продолжала
осыпать его комплиментами:
'Гангстер! Подлец! Ты еще меня попомнишь, сволочь!" - и т.д. и т.п.
Все же он решился к ней подойти, но она, думая, что он снова ударит ее, засеменила по улице. Филмор вернулся ко мне. "Давай пойдем за ней
тихо..." Мы двинулись за Жинетт, а за нами увязались зеваки. Время от времени Жинетт останавливалась, оборачивалась и грозила нам кулаками. Мы
не пытались ее догнать - просто лениво следовали за ней, чтобы посмотреть, что она будет делать дальше. Наконец Жинетт замедлила шаг и перешла
на нашу сторону.
Кажется, она успокоилась. Расстояние, разделявшее нас, сокращалось, и теперь за нами следовало не больше дюжины любопытных; остальные
потеряли интерес.
На углу Жинетт остановилась в ожидании. "Я сам поговорю с ней, - сказал Филмор. - Я знаю, как с ней обращаться". Когда мы подошли к Жинетт,
по ее щекам текли слезы. Но все же я понятия не имел, чего теперь можно от нее ждать. Меня несколько удивило, когда Филмор сказал с обидой в
голосе: "Думаешь, это очень красиво? Почему ты так себя вела?" Тут Жинетт обняла его за шею и, прижавшись к его груди, заплакала, как ребенок,
называя Филмора разными ласковыми именами. Но вдруг, повернувшись ко мне, сказала: "Ты видел, как он ударил меня? Разве можно так обращаться с
женщиной?" Я собрался было уже ответить "можно", но тут Филмор взял ее за руку и строго сказал:
"Довольно. Не валяй дурака... или я опять дам тебе затрещину прямо здесь, на улице".
На мгновение мне показалось, что все начинается сначала. В глазах Жинетт сверкнул огонь, но, очевидно, она была напугана и быстро затихла.
Тем не менее, когда мы опять сели в кафе, она с мрачным спокойствием заявила Филмору, что это еще не конец, пусть он не надеется, и что
остальное она доскажет ему попозже... может, даже сегодня вечером.
Она сдержала слово. На следующий день лицо и руки Филмора были в царапинах. По его словам, Жинетт дождалась, когда он ляжет, подошла к
платяному шкафу, вытащила все его вещи, бросила на пол и стала методично рвать. Такое уже случалось, но так как Жинетт потом всегда зашивала
порванное, Филмор не обратил на ее выходку внимания. Это-то ее и разозлило, и она отделала его ногтями, причем весьма успешно. То, что она
беременна, давало ей некоторое преимущество.
Бедный Филмор! Ему было уже не до смеха. Эта девка его просто терроризировала. Если он грозился сбежать, она в ответ грозилась убить его.
И заявляла об этом таким тоном, что было ясно - она действительно это сделает. |