|
У англичан - разумеется, по-английски медлительных и обстоятельных - мы сидели как на иголках. Здесь же все скользили, словно на роликах. Они так спешили, что все приходилось делать по два раза. Когда чеки были подписаны и скреплены в аккуратную маленькую книжечку, обнаружилось, что Филмор расписался не в том месте. Ничего не оставалось, как начать все сначала. От волнения мы забыли разменять все деньги. Но мы уже сидели в такси, и каждая минута была на счету. Теперь надо было выяснить наше финансовое положение. Мы быстро извлекли деньги из карманов и начали их делить. Часть денег упала на пол, часть лежала на сиденье. Мне захотелось собрать монеты и побросать их в окно, чтобы упростить дело. В конце концов мы все рассортировали; он взял английские и американские деньги, а я - французские. Надо было быстро решить, что делать с Жинетт - сколько ей оставить денег, что ей сказать и т.д. Он все плел какую-то ахинею, которую я должен был ей передать, - он, мол, не хотел делать ей больно и тому подобное. Пришлось его оборвать: - Не думай о том, что сказать Жинетт. Положись на меня. Реши только, сколько ты хочешь ей оставить. Кстати, а зачем вообще ей что-нибудь оставлять? Филмор подскочил, как будто у него под сиденьем взорвалась бомба, и зарыдал. Я никогда не видел таких слез! Прежние слезы не шли ни в какое сравнение. Я боялся, что он сейчас упадет в обморок. Не задумываясь, я выпалил: - Хорошо, давай отдадим Жинетт все французские деньги. Этого ей на какое-то время хватит. - А сколько там? - спросил Филмор слабым голосом. - Не знаю точно... около двух тысяч франков. Во всяком случае, больше, чем она заслуживает. - Ради бога, не говори так! - застонал он. - В конце концов, я поступаю с ней как подлец. Родители никогда не возьмут ее обратно. Нет, отдай ей все - все до последнего гроша... сколько бы там ни было. Я молчал. Неожиданно Филмор вытянулся во весь рост - мне показалось, что у него какой-то припадок, - и сказал: - Нет, я должен ехать назад... Пусть делает со мной что хочет... Если с ней что-нибудь случится, я никогда себе этого не прощу... Для меня это прозвучало как гром с ясного неба. - Ты с ума сошел! - завопил я. - Не смей! Теперь уже слишком поздно. Ты должен ехать, а я о ней позабочусь. Я отправлюсь к ней прямо с вокзала. Неужели ты не понимаешь, идиот несчастный: если она узнает, что ты пытался сбежать от нее, она с тебя живого спустит шкуру! Для тебя уже нет пути назад. Все кончено. Когда мы подкатили к вокзалу, до отхода поезда оставалось еще двенадцать минут. Я решил не покидать Филмора до конца. Он был в таком состоянии, что я не удивился бы, если бы в последний момент он выпрыгнул из вагона и побежал к Жинетт. Любая мелочь могла стать той самой соломинкой и свести на нет все мои усилия. Я потащил его в бар напротив вокзала. - Сейчас ты выпьешь перно - твое последнее перно. А я заплачу за него... твоими деньгами. Он посмотрел на меня с сомнением, сделал большой глоток, а потом, повернувшись ко мне, как побитая собака, сказал: - Я знаю, что не следует доверять тебе все эти деньги, но... но... Ладно, делай все, как ты считаешь нужным. Я не хочу, чтобы она покончила с собой. - Покончила с собой? - переспросил я. - Только не она! Ты слишком высокого о себе мнения, если можешь даже вообразить нечто подобное. |
