Он наклонил голову вперед, чтобы кровь не попала на костюм.

— Что тут случилось?

— Не знаю. Вдруг набросились на меня. Двое.

— Вы их знаете?

— Нет.

— Вы поругались с дядей Гертом?

— Нет. Он поругался со мной.

Она помолчала, потом спросила:

— Очень больно?

— Нет, теперь уже ничего. Это мое счастье, что вы подоспели. Они ведь только начали. Ну, я пойду. Очень вам признателен.

Он уже хотел идти, но вспомнил о матери. Нельзя ей показываться в таком виде, она перепугается насмерть.

— Хорошо бы как-нибудь смыть кровь, — сказал он. — А то моя мать будет волноваться. Ну, да уж, видно, нечего делать… Прощайте.

— Вы можете умыться у нас на кухне, — предложила Сари.

— Нет, это не годится.

— Да ведь все уже легли, а Герт никогда не заходит в кухню. Пойдемте. Умоетесь, приведете себя в порядок, и ваша матушка ничего даже и не заметит.

— Хорошо. Очень вам благодарен.

Они пошли обратно к дому. В кухне Сари налила воды в таз, отойдя, стала смотреть, как Ленни смывает кровь с лица. Ей хотелось помочь ему почиститься, — вся спина у него была в песке, но что-то ее удерживало. Ведь она белая, а он цветной. Правда, с ним об этом как-то забываешь. Он держит себя не так, как цветной. Приходится все время твердить себе, что он цветной и что об этом надо помнить.

А полотенце ему можно подать? Она не удержалась и протянула ему свое собственное ручное полотенце. Он вытирал лицо, а она смотрела на него. Потом с любопытством поглядела на полотенце, когда оно вернулось к ней в руки. Все это было так странно. Он поблагодарил ее, но так спокойно, как будто для него это было самое привычное дело, — чтобы белые девушки подавали ему полотенце. Но ведь это же не могло быть так! Или все-таки могло?..

— У вас спина в песке, — прошептала она.

Он попробовал сам почистить, но рука не доставала. Тогда она нерешительно подошла и обмахнула ему пиджак.

— Спасибо, — сказал Ленни. — Вы, правда, очень добры. И мне очень стыдно за все, что я вам наговорил там, на горке.

— Вам и должно быть стыдно!

Они улыбнулись друг другу.

Сари самой было странно, что она так легко приняла этот тон равенства, который установил между ними Ленни. Никогда еще так не бывало! Но никогда не бывало и цветного, который держал бы себя так, как Ленни.

— Это от образования вы такой? — спросила она.

Он понял ее и улыбнулся.

— Да, отчасти и от образования.

— И много вас таких?

— Порядочно. В Кейптауне, видите ли, нет такой непроницаемой стены между белыми и цветными.

Ей хотелось спросить, если ли у него в Кейптауне знакомые белые девушки, но она не решилась. Почему-то было неудобно спрашивать.

— Позвольте еще раз вас поблагодарить, — сказал Ленни. — Доброй ночи.

— Доброй ночи.

Еще долго, после того как Ленни ушел, Сари сидела и думала об этом цветном, который вел себя не так, как цветные, хотя и не был помешанным, как Сумасшедший Сэм.

Снова Ленни шел по дороге от Большого дома. И в его сознании одновременно проносилось множество мыслей. Кипящий поток бессвязных образов, чувств, причинявший ему физическую боль.

А над ним и над Большим домом и над обеими долинами нависла ночь. Долгая ночь. Темная и суровая, и равнодушная. И такая тихая. Тише, чем сама тишина. И эта тишина казалась еще более глубокой от слабых, затерянных голосов всякой мелкой твари, населяющей вельд.

Ленни споткнулся в темноте.