На мне были еще три подобные повязки: две на левом бедре, а третья - пониже колена. Они были заклеены лейкопластырем, и мы не стали их трогать.

- То, что не видит пациент, не пугает его, - изрек Джик назидательно. - Еще что-нибудь?

- Отвяжи руку.

- Ты не выдержишь!

- Попробуй.

Он засмеялся, развязал несколько узлов и снял скобки. Я понемногу распрямил руку. Ничего особенного не случилось. Сначала боль взметнулась куда-то высоко, а потом неприятное ощущение стало слабеть и боль уменьшилась.

- Может не слишком хорошо кончиться, - высказал он свое предположение.

- Мои мускулы протестуют против постоянного пребывания в одном положении.

- Ладно. А теперь что?

Из бинтов и лоскутов мы сконструировали более простую повязку, которая поддерживала локоть, но уже не была так похожа на смирительную рубашку. При необходимости я мог пользоваться кистью и даже всей рукой. После нашей операции на столе осталась целая куча бинтов и скобок.

- Отличная работа! - заявил я.

Мы встретились в холле в половине одиннадцатого. Вокруг шумная атмосфера ожидания, говорливые группки, проводившие время в поднимании бесконечных тостов за победу своих любимцев. Возле входа в коктейль-бар администрация отеля устроила настоящий водопой из шампанского.

- Дармовая выпивка, - уважительно сказал Джик, взял стакан и подставил его под струю пенистой жидкости. - И неплохая к тому же, - добавил он, отведав напиток. - За искусство! - поднял он стакан. - Упокой, Господи, душу его!

- Жизнь коротка. Искусство вечно! - с пафосом заявил я.

- Мне не нравится твоя философия, - с беспокойством поглядела на меня Сара.

- Таково было любимое выражение Альфреда Маннинга. И не волнуйся, милая, он прожил восемьдесят с хвостиком!

- Будем надеяться, что и ты проживешь столько же, - пожелала она Джику.

На ней было кремовое платье с золотыми пуговицами - изящное, строгого покроя, явно сшитое на заказ. Она выглядела как офицер в парадной форме.

- Не забудьте, - предупредил я. - Если вам покажется, что вы увидели Уэксфорда или Грина, сделайте, чтобы и они вас заметили.

- Дай-ка я еще раз взгляну на их лица!

Я достал из кармана блокнот для зарисовок и снова передал его Саре, хотя она уже изучала наброски весь вчерашний день.

- Если они и вправду так выглядят, то я, может быть, узнаю их, - продолжала она. - Можно я возьму блокнот с собой?

Джик даже засмеялся.

- Нужно отдать Тодду должное. Он умеет уловить сходство. Конечно, никакого воображения. Он рисует только то, что видит. - Голос его был полон пренебрежения.

- Тодд, а ты не обижаешься на Джика за такую оценку твоей работы?

- Ну, я ведь прекрасно знаю, что он при этом думает, - усмехнулся я.

- Успокойся, - обратился Джик к жене, - если хочешь знать, Тодд был первым студентом на нашем курсе. Хотя, конечно, профессора в художественном колледже ничего не понимают в искусстве.

- Оба вы чокнутые!

Я взглянул на часы. Мы допили шампанское и поставили стаканы.

- Поставь за меня на победителя, - попросил я Сару, целуя ее в щечку.

- Счастье может тебе изменить.

- Поставь на одиннадцатый номер!

Ее глаза потемнели от плохого предчувствия. А Джик держал бороду против ветра, готовый противоборствовать будущим бурям.

- Пошли! - сказал он. - Увидимся позднее.

Я смотрел, как они уходят, и очень жалел, что мы все втроем не можем так просто пойти на кубок.