Хэмбл называл это «делать добро для народа», отбирая принадлежащее другим людям. Он болтал о благосостоянии, хотя по сути все сводилось к тому, чтобы воровать у тех, кто не разделял его взглядов. Он без конца призывал к состраданию, жалости, к человеколюбию в отношении тех типов, которые этого не заслуживали. У него голова была забита бредовыми идеями, о которых он умел захватывающе говорить, но, разумеется, сам не относился к ним серьезно.

И такой человек баллотировался на пост Президента Соединенных Штатов.

Весьма возможно, он будет избран.

Хэмбл или Эмерсон? Завтра мы будем знать.

В полдень я снова включил телевизор. В скором времени я намеревался покинуть свое убежище, понимая, что меня все равно разыщут, либо полиция, либо какой-нибудь бандит. В кольте у меня было шесть патронов, так что, если дело дойдет до этого, я смогу проделать шесть дыр. Стрелять в копов я, разумеется, не стану. Им я сдамся без сопротивления. Копов я люблю, только сейчас мне не хотелось бы их видеть поблизости. Телевизор я включил потому, что замучился какими-то неясными подозрениями, как будто решение всех проблем находилось рядом, нужно было только немного напрячься, поднатужиться, сообразить… Телевизор заработал. Сейчас будут повторно передаваться последние речи сначала Хэмбла, потом Эмерсона. Слушать Хэмбла мне совершенно не хотелось, но таким образом я хоть немного отвлекусь.

Хэмбл начал свою речь традиционно:

— Мои дорогие друзья…

Я слушал его вполуха, шагая по комнатушке и думая о разной сытной еде.

Время от времени я улавливал отдельные фразы. Все то же самое: «Ваше правительство сделает для вас то-то и то-то». Хэмбл в состоянии очень многого добиться. Повышение пенсий, ассигнований на образование, на здравоохранение… и так далее и тому подобное. За счет чего и каким образом — об этом не говорилось. Сейчас главное привлечь на свою сторону как можно больше избирателей, а потом… Да мало ли предвыборных обещаний забывалось?

Наверное вы уже поняли, что я собирался голосовать за Эмерсона.

Я не был согласен с тем, что говорил Хэмбл, но мне нравилось, как он это делает. Его теплый, бархатистый голос струился, как музыка, как дивная песня, колыбельная песня, которой он убаюкивал своих сограждан. Он убеждал, почти гипнотизировал. Я уже и до того думал, что Хорейн Хэмбл был для политики тем же, что и Джонни Трои для шоу-бизнеса. Самая блестящая личность, полная магнетизма, наделенная волшебным голосом. Хэмбл страдал полным отсутствием здравого смысла. На мой взгляд, он не был знаком с логикой даже отдаленно, но зато он умел «заговаривать» слушателей куда успешнее любого умного человека, вроде Эмерсона. Тот выступал очень умно, очень конкретно, но без всякого блеска.

В данный момент Хэмбл говорил:

— Это будет новая эпоха, мои дорогие друзья, блистательная эпоха, эпоха без недугов и нужды, когда будет осуществляться любое желание каждого человека. Голосуя за меня, вы голосуете за безопасность, за свое собственное благополучие и за благополучие ваших любимых и ваших малышей.

Внезапно я насторожился. Все эти фразы я уже слышал, когда разговаривал с Юлиссом Себастьяном при нашей первой встрече. А вот эту фразу: «Это правда, простая правда» Хэмбл произнес, прошепелявив букву «с», как это делал Себастьян или же Мордехай Витерс.

Я замер, напрягся.

Неожиданно до меня дошло. Я разобрался решительно во всем. И все это действительно было в моем вещем сне.