— Сэм, я прекрасно понимаю, что ты должен выполнять свою работу. И ты схватишь меня, если сумеешь. Но без моей помощи. Моя забота — не попасть к тебе в руки. Если хочешь мне помочь, приглядывай за этими людьми, ну и за их многочисленными сторонниками.

— Почему они стараются меня убрать? Я не знаю. А ты?

— Ты не должен на меня обижаться.

— Я все понимаю. Но явиться к тебе не могу. Нет, Сэм, мой хороший, если только я не сумею внести ясность в происходящее, эти люди меня засудят…

Помолчав, я добавил:

— Вот и получается, Сэм, что ты против меня.

— Да-а-а… — согласился он.

— Я не стану желать тебе удачи. Помни все имена, в особенности Кончака.

После этого я отыскал мотель. Я остановил свой выбор на нем потому, что при каждом коттеджике имелся индивидуальный гараж со скользящей дверью. А я хотел не только сам спрятаться, но и спрятать также машину Ферриса. Очень может быть, что к этому времени ее начнут разыскивать.

Попасть внутрь было совсем нетрудно. Полусонный клерк, и у меня шляпа была натянута на самые глаза. Регистрационную карту я заполнил какими-то каракулями левой руки. Уплатил за три дня вперед — и меня провели в мою кабину. Нет, попасть в такое заведение совсем нетрудно. Куда сложнее бывает из него выбраться.

Прежде чем оставить свою машину у Ферриса, я забрал из нее все, что посчитал нужным, и перенес в его машину, а затем — в кабину мотеля. Беспорядочный набор. Коробка патронов для кольта, коробка грима. Пушистая фальшивая борода, которую я однажды надевал на какой-то новогодней вечеринке и выглядел очень нелепо. Шляпа, чтобы прикрыть волосы. Еще какие-то пустяки. Сущая ерунда. В номере имелся телевизор. Приняв душ, я лег в постель и стал смотреть передачу. Мне показалось, что все последние известия были посвящены трем вопросам: выборам во вторник, непонятно связанным между собой смертям Чарли Вайта, Джонни Троя и Сильвии Вайт, ну и мне — угрозе для страны.

Потом я выключил телевизор и лежал без сна, раздумывая над этим делом. Я был в недоумении, мой мозг не находил ответа на все те вопросы, которые я себе задавал. Утверждают, что подсознание работает безотказно, только надо суметь его подключить. В том-то и загвоздка: я не знал, как это сделать.

Наконец я повернулся носом к стене и заснул.

Полагаю, это был сон, странный, таинственный, даже какой-то пророческий. Это были одновременно сон, мечта и размышление, полузабытье, перемешанное с полубодрствованием, что далеко не одно и то же. Что-то мелькало, стиралось, наплывало подобно абстрактному рисунку. Самым забавным было то, что говорили стихами или даже пели.

Сначала я считал, что просыпаюсь, но в то же время понимал, что продолжаю спать. Они поймали меня, приговорили вымазать в дегте, затем вывалять в перьях, бросить в огонь, после чего повесить в газовой камере. Все закрутилось, завертелось — и вот я уже в огромном зале судебных заседаний. Меня приговорили, но у меня был шанс облегчить свою участь. Они предоставили мне право защитить себя, чтобы потом определить характер смерти. Свидетельские показания сначала давали нормально, потом в стихотворной форме. Во сне эти стихи казались мне складными. Через некоторое время свидетели вообще стали петь. Я стоял один перед судьей, облаченным в черную мантию и белый парик. Это был Юлисс Себастьян. Старшиной присяжных — Джо Рэйс, а среди двенадцати присяжных я узнал девять человек здравствующих и умерших гангстеров: Билла Кончака, Тони Алгвина, Кубби, Снэга и других, которых я собственноручно застрелил в прошлые годы.