— Что это… что это такое? — закричал я в недоумении.

— Такое теперь не часто удается увидеть, верно? — проскрипел он с гордостью.

— Да, конечно, но… что это, «Спэд»?

Он хихикнул, но ничего не ответил. Возможно, просто не знал. Или скорее, это чудовище было собрано из остатков нескольких аэропланов.

— Очень удобен на сельских ярмарках, — объяснил он, — доставляет всех назад.

— У-гу.

— У меня был второй. Поновее. Но я его разбил.

— Разбили второй? А что случилось с этим?

— Ничего… Пока.

Кажется, подошло самое время обсудить мой план с кем-нибудь из скептически настроенных оппонентов. Предполагалось, что полет будет в нем самой простой операцией. Небольшой эпизодик в моей блестящей задумке. Мне она казалась великолепной. Во всяком случае не такой уж безнадежно глупой. Но в этот момент я был воодушевлен речью Дэвида Эмерсона. Мне и вправду казалось, что нет предела человеческим возможностям. Оказалось, что имеется.

Я произнес вслух:

— Вот предел.

Вейнад не слышал меня, или же не понял. Возможно, просто не хотел об этом думать. Оглядывая своего доисторического красавца, он горделиво спросил:

— Ну, и как вы его находите?

— Он ни за что не оторвется от земли.

Вейнад рассмеялся.

— Ну, пошли… упс.

— Что значит «упс»?

— Вы взяли свой парашют, олл-райт, но лучше, если вы защелкнете вон ту пряжку заранее.

— Здесь? Вот эту?

— Да. Защелкнете ее… вот так. Будет скверно, если вы дернете за вытяжной корт, парашют раскроется, а потом вы вывалитесь.

У меня потемнело в глазах, я буквально увидел, как лечу вниз рядом с Вейнадом. Я дергаю за кольцо и — пуф, мой парашют раскрывается и улетает вверх, далеко от меня, все выше и выше, а Вейнад продолжает хихикать:

— Вот так… вот так…

Голос его делается все слабее и слабее, пока…

— Что случилось? — спросил Вейнад. — Вы больны?

— Да.

— Вы плохо себя чувствуете?

— Да. Но это не имеет значения. Я должен это выполнить. Теперь уже нельзя отступать.

— О'кей, подождите, пока я не заберусь в кабину. А вы сможете раскрутить пропеллер?

— Раскрутить пропеллер?

Он поднялся на место пилота с резвостью восьмидесятилетнего инвалида, а я окинул придирчивым взглядом нашу птичку. У нее было два крыла, одно над другим, точнее, почти над другим, хвостовая часть, два колеса и пропеллер. В верхушке тела аэроплана — два отверстия. Кабины. Вейнад уже сидел в передней, что-то мудря с ручками управления.

— Контакт! — завопил он.

— Ох, что там еще?

Он махнул мне сверху на пропеллер и объяснил, как его повернуть, потом дал толчок.

Я спросил:

— Что там у вас, большая пружина? Или…

— Контакт!

Я запустил пропеллер со второй попытки, потом отступил в сторону. Он «заговорил». Хикети-хок-хокет… Ппшоу.

Я стоял, анализируя ситуацию. «Ппшоу» меня не устраивало.

Но Вейнад заорал, чтобы я садился.

— Живо! Живо!

Я бросил свой мешок в заднюю кабину и забрался сам, в полном смысле слова посинев от паники. Теперь я знал, почему у него заплаты на коленях: он очень много молился.

Потом мы двигались, переваливаясь с боку на бок по колдобинам «летной полосы».