Подполковник ещё раз оглядел карту, а затем спросил:  Будут ли другие предложения? Нет, тогда с Богом.

Расположившись на одном из холмов возле Гнилой речушки и время от времени, поглядывая в бинокль на противоположную сторону, Максимов только и радовался в душе, что сейчас стоял сентябрь месяц и температура воздуха, составляла всего лишь + 24 градусов. Конные разведчики уже давно были должны вернуться из поиска противника, и эта безызвестность сильно давила на нервы Алексею.

Ещё ночью, в Кульджу прискакал один уйгур, который подтвердил самые худшие опасения подполковника. Китайские солдаты генерала Цзынь покинули Урумчи и походным маршем двигались по направлению к городу, до которого им оставалось пройти меньше дня пути. Для сохранения тайны своего похода, они останавливали всех встречных путников и если они казались им подозрительными, то убивали их.

Китайцы шли походной колонной без головных и боковых дозоров, что и спасло жизнь вестнику. Он случайно заметил с холма китайское войско, которое напоминало огромную живую гусеницу, медленно ползущую на пескам строго на запад. Уйгур мало чего мог сказать толкового, единственное, что он видел, так это было большое количество пехоты. Такого количества вооруженных людей он не видал никогда.    

  Много солдат начальник, очень, очень много – возбужденно говорил он Максимову специально отправленный Якуб ханом к русскому подполковнику. Освобождение делегатов и устранения капитана Тухачевского вновь прибывшим командиром, мгновенно погасило огонь вражды и непонимания между старыми союзниками.

Закончив расспрос уйгура, Алексей сразу же отдал приказ о выдвижении всех сил бригады на рубеж речки Гнилой. Название, данное казаками этой невзрачной речушки, теперь прочно за ней закрепилось. Одновременно с этим, Максимов отправил гонцов навстречу отряду Кенига. Они должны были разыскать капитана и передать приказ командира, идти к рубежу обороны.

Глядя с вершины холма, как казаки проворно окапываются напротив Синюхинского брода, Максимов радовался и грустил одновременно. Радовался тому, что успевали достойно встретить врага, и страшно боялся, что все труды его подчиненных пойдут коту под хвост, если враг выберет другое направление. Уже в который раз он жадно ловил окулярами бинокля серые пески противоположной стороны и не наблюдал ничего нового.

  Кондратенко! А не прошляпят чего доброго китайцев твои разведчики? – с тоской в голосе спросил Максимов сотника – всё время уже давно вышло.

  Не сомневайтесь, господин подполковник, лучших хлопцев отобрал?

  Ну и где они?

  Ищут противника – с достоинством ответил сотник.

  Что то долго они его ищут – в сердцах бросил Максимов – Азаров, как там наблюдение за другими бродами?

  Все тихо Алексей Михайлович. Последние гонцы были пятнадцать минут назад, китайцев нет.

  Так, где же они, черт возьми. Ведь не иголка же, право! – нервничал Максимов.

  Да там он, там, господин подполковник. Точно говорю. Сердце ноет, а это у меня верный признак перед боем – сказал Кондратенко, так же оглядывающий в бинокль Джунгарские просторы.

  Марко, верно, говорит Алексей Михайлович – поддержал товарища Азаров – там он. А то, что его здесь нет, так видно умаялись порядком косоглазые по песками маршировать, ведь не железные.   

  Ваши слова да Богу в уши – буркнул Максимов, однако дальше спорить не стал, признавая резон в рассуждениях сотников. Он потянулся за войлочной фляжкой с водой, но не успел он сделать и глотка, как раздался радостный голос дозорного:   Идут! Идут! 

Прошло ещё полчаса, прежде чем Максимов сумел разглядеть в бинокль лес винтовок, которые китайцы несли на своих плечах.