— Лучше оставьте все, как есть, — сказал мистер Мурблс. — Произведите хорошее впечатление на судей. Позвольте ему сесть на скамью подсудимых и вести себя как подобает джентльмену. Им это понравится.

Сэр Импи, который сидел до рассвета, исправляя свою речь, кивнул.

В тот день первый свидетель стал своего рода сюрпризом. Она назвала свой адрес и представилась как Элиза Бриггс, известная как мадам Бригетт с Нью-Бонд-стрит, по роду деятельности — стилист и парфюмер. У нее была обширная аристократическая клиентура обоих полов и филиал в Париже.

Покойный был ее клиентом в обоих городах в течение нескольких лет. Ему делали массаж и маникюр. После войны он пришел к ней по поводу небольших шрамов, полученных, когда его задело шрапнелью. Он чрезвычайно беспокоился о своей внешности, и если вы называете это тщеславием, то можно сказать наверняка, что он был тщеславен.

Сэр Вигмор Вринчинг не предпринял попытку подвергнуть перекрестному допросу свидетеля, и благородные лорды спрашивали друг друга, что бы это могло значить.

В этот момент сэр Импи Биггс, наклонившись вперед и постукивая указательным пальцем по своему докладу, начал:

— Милорды, наш случай настолько чрезвычайный, что мы даже не думали о необходимости представить алиби… — В этот момент в зал суда неожиданно ворвался судебный пристав и взволнованно протянул ему записку. Сэр Импи прочел ее, покраснел, мельком оглядел недовольных слушателей, положил свой доклад, скрестил руки на груди и сказал внезапно громким голосом, который услышал даже глухой герцог Уилтширский:

— Милорды, я счастлив сказать, что наш отсутствующий свидетель — здесь. Я вызываю лорда Питера Уимзи.

Все вытянули шеи и уставились на помятую, запачканную маслом фигуру, которая появилась, несясь вдоль рядов и дружелюбно раскланиваясь на ходу. Сэр Импи Биггс передал записку мистеру Мурблсу и, повернувшись к свидетелю, который ужасно зевал и в промежутках ухмылялся всем своим знакомым, потребовал, чтобы его привели к присяге.

История свидетеля была следующей:

— Я — Питер, сын покойного Бредона Уимзи, брат обвиняемого. Я живу на Пиккадилли 110-А. Из-за тех обрывков слов, которые я прочел на кусочке промокательной бумаги, которую я сейчас опознаю, я поехал в Париж искать некую леди. Имя леди — мадемуазель Симон Вандераа. Я обнаружил, что она покинула Париж в компании с человеком по имени Ван Хампердинк. Я последовал за ними и через некоторое время встретился с ней в Нью-Йорке. Я попросил у нее письмо Кэткарта, которое он написал ей в ночь своей смерти. (Волнение в зале.) Я предъявляю это письмо с подписью мадемуазели Вандераа в углу — для того, чтобы его можно было идентифицировать, если обвинительная сторона попытается подменить его. (Радостные возгласы в зале, в которых утонули возмущенные протесты со стороны обвинения.) Извините, что сообщил вам это такой короткой телеграммой, старина, но я получил письмо только позавчера. Мы прибыли сразу же, как только смогли, однако нам пришлось приземлиться около Вайтхафена в связи с неисправностью двигателя, и если бы мы спускались на полмили быстрее, возможно, меня бы сейчас здесь не было. (Аплодисменты, поспешно прерванные председателем суда пэров.)

— Милорды, — сказал сэр Импи, — вы — свидетели того, что я никогда прежде не видел этого письма. Я понятия не имею о его содержании; но все же я уверен — оно поможет делу моего благородного клиента, и потому я желаю — нет, жажду — приобщить этот документ к делу немедленно, таким, как он есть, не рассматривая, поможет или нет делу содержание письма.

— Следует установить, действительно ли почерк принадлежит покойному, — перебил председатель суда пэров.

Карандаши репортеров торопливо застрочили по бумаге. Худощавый молодой человек из «Дейли Трампет» почувствовал, что запахло скандалом в жизни высшего общества, и облизывал губы, не ведая, что пропустил намного больший скандал, который мог бы разразиться за минуту до этого.