Посмотри, можно ли подыскать ему что-нибудь из одежды, накорми, а потом приведи ко мне.
Она улыбнулась дворецкому. Фрэнк по-прежнему прижимался к ней, как испуганный зверек, но Октавия решительно передала его оторопевшему Гриффину.
— Как вам угодно. Миледи.
— Спасибо. — Октавия отряхнула юбку. — И пошли ко мне Нелл. Платье, кажется, окончательно испорчено.
Октавия поспешила к лестнице, явно не интересуясь, какое впечатление произвела на дворецкого, а тот в замешательстве смотрел ей вслед.
Потом со вздохом прошествовал в сторону кухни, стараясь держать трубочиста подальше от себя. Руперт нахмурился и прошел в спальню жены.
— Гриффина за всю жизнь так ничего не ошарашивало, — заметил он осторожно. — Ради Бога, скажи, где ты нашла это существо?
— Он упал из трубы. — В ее голосе слышался смех, но пальцы, развязывающие шнуровку лифа, дрожали. — Ему лет пять, и, готова спорить, он весит не больше котенка-заморыша.
— Из какой… я хотел спросить, из чьей трубы он упал? — Теперь он знал наверняка: с Октавией что-то случилось. Ее глаза лихорадочно блестели, а смех скорее походил на истерику.
— Долгая история… А вот и Нелл! — Октавия сияющими глазами посмотрела на вошедшую служанку. — Взгляни, что-нибудь можно сделать с этим платьем? Оно одно из моих любимых. И приготовь побольше горячен воды: сажа такая жирная — с одного раза не отмыть. В волосах ее тоже полно. — Октавия перескакивала с одного на другое, продолжая вынимать из прически заколки.
— Оставляю тебя с Нелл, дорогая. Сказать Гриффину, чтобы подавал ужин на полчаса позже?
— О нет, я прекрасно успею, — ответила она все так же, будто второпях и слегка задыхаясь. — Разве мы не идем после ужина в оперу?
— Наш поход можно отменить, — ласково возразил Руперт.
— Но сегодня дают «Ифигению в Тавриде». — Фраза прозвучала глухо, потому что Нелл как раз снимала платье через голову Октавии.
— Да, твой любимый Глюк, — улыбнулся муж, но его глаза оставались серьезными.
— Можем опоздать на первый акт. — Октавия присела к туалетному столику и посмотрела в зеркало. На нее глянуло перемазанное сажей лицо. — Да, недаром извозчик глядел на меня так косо. Клянусь, он был уже готов отказаться от платы.
— А ты что, разъезжала по городу в наемном экипаже? Мне казалось, у нас есть карета и коляска. Или я ошибаюсь?
— Не надо острить, сэр, — смешливо упрекнула она мужа, вытирая лицо полотенцем. — Если папы не будет за столом, за ужином я тебе все расскажу. Ужасно повеселишься. А сейчас дай мне одеться, а то мы до полуночи не сядем есть.
— Согласен. — Руперт кивнул и отправился в библиотеку. Меж бровей у него залегла глубокая складка.
— Милорд?
— Да, Гриффин.
Обычно бесстрастное лицо слуги сейчас выражало глубокое негодование.
— Э-э-э… этот протеже леди Уорвик, милорд…
— Что с ним не так?
— Он отказывается мыться.
— Ее сиятельство меня заверила, что ему не больше пяти лет и он весит не больше котенка-заморыша. Трудно поверить, чтобы два лакея не могли его усадить в ванну с горячей водой.
— — Но он кусается.
— Надень на него намордник.
— Но ее сиятельство приказала обращаться с ним осторожно.
— Ее сиятельство не узнает.
— Хорошо, милорд. — Дворецкий поклонился с видом оскорбленного достоинства.
Руперт налил шерри. Благотворительность Октавии его особенно не удивила. Она на своем печальном опыте знала, в каких страшных условиях порой живут люди, поэтому чужая боль вызывала у Октавии острое сострадание. |