И вот лорд Руперт стоит в Сент-Джеймсском дворце и следит за своим братом-близнецом. Прошло восемнадцать лет с тех пор, как он звался Каллумом Уиндхэмом, и сейчас он нисколько не жалеет, что измучившийся мальчик исчез. Но желание мести, как горячие угли, тлеет в его груди. Он появился, чтобы оспорить свое право первородства, и Октавия Морган поможет ему в этом.

Внезапно решив, что на сегодня достаточно, Руперт вышел из дворца. Несколько дней он поиграет с мисс Морган в ожидание, даст ей время поразмыслить о радостях, которые она познала и, как он надеялся, по которым успела соскучиться, а потом все обернет к своей пользе.

Граф Уиндхэм любезничал с Маргарет Дрейтон.

— Не выпьете ли вечером со мной чаю, дорогой сэр? — кокетливо пригласила она.

— Ожидается большое общество, мадам?

— Один-два человека.

Граф непринужденно улыбнулся:

— Не уверен, что располагаю временем, чтобы принять ваше приглашение, мадам.

Леди Дрейтон не привыкла, чтобы ее обожатели возражали. Она удивленно подняла глаза и изумилась еще больше, различив в улыбке графа холодок, а в серых глазах — тень угрозы. Будь на ее месте графиня Уиндхэм, она тотчас бы узнала этот взгляд, предвестник жестоких побоев и унижений, но у леди Дрейтон не было причин бояться графа. И все же она отступила:

— Что ж, если вы предпочитаете тет-а-тет, я уверена, это можно устроить.

— Стоит ли оказывать мне столько чести? — Он улыбнулся, взял руку виконтессы и поднес к губам. — Скажем, в половине шестого?

Леди Дрейтон согласно склонила голову, в душе удивляясь своей покорности. В последние недели граф начал предъявлять на нее права, и виконтесса решила его немножко помучить, дать понять, что она не его собственность. Но вместо этого согласилась отменить все заранее условленные встречи и принять его наедине, что, несомненно, закончится спальней.

Филипп помог ей сесть в карету, на дверце которой красовался герб Дрейтона, и отправился домой. Уиндхэм-Хаус располагался на южной стороне Сент-Джеймсской площади, красивый особняк, неизменно вызывавший у Филиппа приятные уколы гордости. Этот дом он любил больше, чем родовое имение Уиидхэмов, которое втайне считал недостаточно внушительным и удобным — настоящий загородный дом со всеми изъянами ранней елизаветинской архитектуры. Он собирался пристроить новое крыло, которое, на его взгляд, придало бы дому более законченный вид.

Насколько он помнил, оба его брата любили имение и перевернулись бы в гробах, если бы увидели планы архитектора. Эта мысль заставила Филиппа улыбнуться.

На лестнице его встретила жена:

— Милорд, надеюсь, вы не забыли, что к обеду мы ждем отца и Вестонов?

— Нет, не забыл, — ответил Филипп. — Но разве я не просил вас пригласить лорда и леди Алворти? Лицо Летиции побледнело.

— В самом деле, сэр. Но я полагала неразумным…

— Продолжим нашу беседу в гостиной, — перебил ее муж, заметив лакея.

Летиция покорно пошла за ним в гостиную: глаза испуганные, в лице ни кровинки. Это была некрасивая женщина, старше Филиппа на пять лет, грузная, с располневшей талией и двойным подбородком.

— Ничего не понимаю, дорогая, — едва слышно произнес муж, прикрывая за собой дверь. — Я приказал тебе пригласить супругов Алворти, а ты берешь на себя смелость пренебрегать моими распоряжениями. Разве это правильно?

— О нет… нет… все было не совсем так, сэр, — бормотала Легация.

— А как же именно? — В глазах Филиппа появилась сталь.

— Мой отец… мой отец и лорд Алворти давно в ссоре, — сбивчиво объясняла Летиция. — Я подумала, что можно обидеть обоих, пригласив их вместе.