— Я сама как-то оступилась на лестнице и пролетела донизу, а когда оказалась на полу, обнаружила, что нижние юбки задрались на голову. А гости к тому часу уже съехались.
Уголки губ Летиции дрогнули, словно она не могла решить, стоит ей улыбаться или нет. Другой рукой она нервно поправила волосы.
На запястье графини Октавия заметила лиловый синяк. Такие синяки не образуются от того, что люди падают на ковер. Октавия посмотрела на Филиппа Уиндхэма, стоявшего в кругу придворных рядом с королем. Потом снова на графиню.
Та успела перехватить ее взгляд, и, когда заговорила снова, голос прозвучал тихо и подавленно:
— Леди Уорвик. — вы ведь знаете моего мужа?
— Да, — призналась Октавия.
— И мне кажется, коротко.
Испытывала ли ее графиня? На какой ответ рассчитывала? Или просто повторяла, о чем судачили вокруг? А о графе Уиндхэме и леди Уорвик уже определенно говорили: если жена лорда Руперта еще не стала любовницей графа, то это случится в ближайшее время.
— Он приходит в наш дом играть.
— Но Филипп не любит игру. У него, должно быть, иные побуждения. — Леди Уиндхэм была готова вот-вот сорваться. Краска отхлынула от щек, и лицо превратилось в белую маску. Сверкающие темно-зеленые глаза сверлили Октавию с почти безумным упорством.
Про себя Октавия отметила, что эти глаза великолепны. Очень неожиданны на лице невзрачной, запуганной женщины.
— О чем вы говорите, леди Уиндхэм? — в упор спросила она.
— До меня дошли слухи, — почти прошептала та прерывающимся голосом. — Не поймите меня превратно. Я не ищу с вами ссоры. Меня устраивает все, что держит мужа на расстоянии. И я готова благодарить любого, кто отвлечет его от дочери.
Октавия не знала, что и думать. Такого необычного разговора она никак не ожидала, собираясь на королевский прием. Подслушать в гуле голосов их вряд ли могли. Каждый был слишком занят собой, чтобы обратить внимание на двух болтающих дам.
Она снова посмотрела в противоположный конец гостиной и натолкнулась на взгляд серых глаз Филиппа Уиндхэма. Она почувствовала, как холодок пробежал по спине. Выдавив из себя улыбку, Октавия снова повернулась к Летиции.
Графиня выглядела подавленной, словно жестоко сожалела о своем порыве.
— Извините, — пробормотала она. — Не знаю, о чем я думала… Сказать такое…
— Расскажите лучше о дочери, — попросила Октавия, понимая, что ее сочувствие не поможет бедной женщине.
Лицо Летиции сразу осветилось, и за внешностью простушки Октавия на секунду разглядела сияние особой красоты. На мгновение увидела женщину, которой могла бы стать графиня, не толкни ее судьба к Филиппу Уиндхэму.
— Сюзанна, — быстро выговорила она. — Ей только три месяца, но она все время улыбается. Няня утверждает, что это самый солнечный ребенок, которого ей приходилось воспитывать. Я точно знаю, она узнает меня по походке. И воркует, как голубь, когда я… — Летиция прервалась на полуслове и снова покраснела до корней волос:
— Извините, я заболталась. Мне пора возвращаться к королеве.
Она повернулась, чтобы уйти, но Октавия удержала ее:
— Ваш муж? Он не любит девочку?
— Его не интересуют дочери. — В мерцающей глубине зеленых глаз Октавия прочитала недосказанное. — Муж презирает женщин, леди Уорвик.
И она удалилась, на прощание махнув рукой — жест, в котором скрывалось ее великое отчаяние.
Октавия отошла в сторону. Летиция ее предупреждала. Но она не сказала ничего такого, что сама Октавия не знала бы раньше. Сблизиться с Филиппом Уиндхэмом и не понять, какие в нем таятся темные силы разрушения, невозможно.
— Трогательная неряха! — раздался за ее спиной смех. К Октавии подошла Маргарет Дрейтон. |