– Месье герцог проводит большую часть времени в Версале. Два короля живут так близко друг от друга, но очевидно, для него, как для француза, куда полезнее снискать милость собственного монарха. – Она понизила голос. – Следует добавить: обхаживать короля, который на самом деле имеет трон.

– А его величество король Яков никогда не удостаивает своим появлением наш этаж?

– Нет, кроме тех случаев, когда король Франции наносит нам визит. Насколько я знаю, король Яков проводит время в основном со своими детьми или в молитвах, – ответила герцогиня. – Со времени разгромной ирландской эпопеи на речке Войн, похода на Огрим… – Она перекрестилась. – Вы когда-нибудь встречались с королем Вильгельмом, узурпатором?

– Сама я голландцев не люблю, но действительно встречалась однажды с королем Вильгельмом, и он показался мне довольно приятным, хотя невысоким.

– Приятным, да. – Герцогиня понимающе кивнула. – Мне говорили то же самое. Вы идете в город?

– Да вот решила пройтись по магазинам. – Графиня надеялась, что теперь эта женщина отстанет от нее. У леди Анастасии были в городе дела, и в спутнице она не нуждалась. – По воспоминаниям детства, когда моя семья жила здесь во время того изгнания, у меня сохранилось очень смутное представление о Сен-Жермене.

– Тогда я прогуляюсь с вами. – Герцогиня взяла графиню под руку. – Сама я была слишком мала, чтобы быть беженкой в годы Республики, но мои родители, разумеется… – Она наклонилась к графине и тихо продолжила: – Почему эту девушку похоронили в такой спешке?

Опять они вернулись к смерти несчастной Аурелии, но графине не хотелось высказывать определенное мнение.

– Я не знаю местных обычаев…

– Ее похоронили сегодня утром, еще до рассвета, отслужив кратчайшую службу, и всем нам запрещено об этом говорить. Лично я полагаю, что ее отравили. – Герцогиня стиснула руку своей спутницы и повела ее через оживленную улицу к центру города. – А вы, графиня, положа руку на сердце?

Путь женщинам пересекло стадо гусей; птицы шествовали, переваливаясь с боку на бок и гогоча, их подгонял хворостиной мальчишка в белой куртке.

– Это может быть все, что угодно, – ответила графиня, обходя дымящуюся кучку конского навоза. – В области медицины я не специалист.

– Уверена, в любом случае действие было преднамеренным. Кстати, вчера днем я получила записку… – Еще одна! Неужели все женщины в этом замке получили по записке? – Мое предположение, графиня, заключается в следующем: я считаю, что кто-то из живущих в замке – и я могла бы добавить, кто-то из нашего круга – купил яд и отправил бедную девочку на тот свет.

Жизнь в городе бурлила. По Приходской улице катили фургоны, груженные бочками с вином, тюками сена и корзинами с овощами.

– Согласна, во всем этом деле есть нечто очень неприятное. А родные Аурелии? Что они думают об этом?

– В том-то и дело. – Герцогиня оглянулась, словно опасаясь, что их подслушают. – Она была сиротой.

На главную улицу свернул фермер, гнавший перед собой дюжину овец. Графиня посторонилась, чтобы животные не сбили ее с ног, запутавшись в складках платья.

– И все же, по-моему, нет причин притворяться, будто ее и не существовало.

– Да, но понимаете, графиня, Стикуорт и другие мужчины считают, что известие об отравлении не должно достигнуть Версаля. Ибо в противном случае суд будет скорым и неправым. Кого-нибудь обезглавят или сожгут, и всех нас отправят восвояси. Людовику уже надоели английские бунтовщики. Он ищет только повода для высылки. И отравление станет тем самым предлогом, которого он ждет.