– Да, Олимпия, это я.

– Но как? Почему ты здесь, во фганцузской тюгьме, а не дома, в Лондоне?

– Это ужасно, Пигаль. Я понятия не имею, почему нас сюда бросили. Но похоже, мы с Элпью замешаны в мошенничестве, краже и, возможно, убийстве. Элпью увели неизвестно куда и…

Пигаль спрыгнула с кровати и, приложив палец к губам, подошла к двери. С минуту она прислушивалась, потом направилась к камину, сдвинула в сторону часть книг и вынула из стенки несколько кирпичей.

Графиня последовала за ней, наблюдая, как герцогиня обращается к кому-то в черный от сажи дымоход. Пигаль быстро переговорила по-французски с мужчиной, находившимся совсем рядом, потом к беседе подключилась женщина из более отдаленной камеры.

– Merci! – крикнула Пигаль, возвращая кирпичи наместо. – Abientot. Элпью на самом вегху башни Бегтодьег, в одной комнате с колдуньей. – Пигаль села к столу. – И это хогошо. Мы ского увидим ее. – Она сдвинула в сторону какие-то бумаги. – С минуты на минуту нам пгинесут завтгак.

– Завтрак?

– Когмят здесь великолепно.

– О, Пигаль, но почему я сюда попала?

– Здесь всегда далеко не сгазу сообщают, почему тебе вгучили личное письмо от коголя Фганции с гекомендацией на заключение в Бастилию. Думаю, они хотят, чтобы человек сам все сказал, и зачастую попутно всплывают и некотогые дгугие пгеступления. Часть узников Бастилии попадают сюда по пгосьбе годных – сумасшедшие или одегжимые плотскими недугами. Часть заключенных сидят за то, что они пгедали его величество, и за подобные пгеступления. Может, вы написали какую-то скандальную статью, non? Что-нибудь, оскогбившее коголя Фганции?

– Нет, – в отчаянии ответила графиня. – Ничего подобного. – Немного поколебавшись, она затронула деликатный вопрос о том, почему сама Пигаль сидит в тюрьме.

– Я назвала фавогитку коголя мадам де Ментенон жигной, угодливой, нелепой, важничающей шлюхой. – Пигаль задумчиво посмотрела в потолок. – Или за то, что налила чегнил в святую воду в купели, а в наше ханжеское вгемя это гасценивается как святотатство. – Она засмеялась, обнажив длинные желтые зубы. – Ну, за то или за это, но я своего добилась. Попала в Бастилию. Вот она я, живое доказательство.

– Ты хочешь здесь находиться? – Графиня изумилась; сама она провела значительную часть своей жизни, делая все возможное, чтобы выбраться из тюрьмы. И никогда не встречала никого, кто стремился бы туда.

– D'accord. Посмотги вокгуг. У меня здесь моя мебель и вещи. Еда чудесная, а кгоме того, ты получаешь солидный пенсион…

– Пенсион?

– Oui! Пока нас дегжат здесь по воле его величества, он платит нам в соответствии с нашим статусом. Некотогые довольствуются лишь едой. Я, как гегцогиня, получаю тгидцать ливгов, а тебе, как писательнице, положат десять.

– Десять?!

– Я вижу, ты погажена. Но возможно, тепегь ты понимаешь, почему я здесь. Зимой в Бастилии очень тепло, а познакомившись с внутгенним распогядком, ты начинаешь наслаждаться блестящим местным обществом. Тут сидят некотогые из самых интегесных людей Фганции. Это потгясающее пгиключение.

Отодвинулись засовы, и горбатый надзиратель внес в комнату поднос, на котором стояли тонкие фаянсовые тарелки с кушаньями и кружки с дымящимся кофе. Надзиратель поставил поднос на стол и перебросился несколькими словами с Пигаль, после чего та подала ему книгу из камина.

– Pour la sorciere.  – Она изобразила, что плюет в сторону графини, и тюремщик ушел. – Лучше дегжать их в полном неведении. Они не любят, когда дгузья сидят в одной камеге.