На миг непоколебимое самообладание изменило ему, и перед глазами, тесня друг друга и не встречая больше сопротивления, встали призраки прошлого. Он – лучший, теперь он знал это наверняка. Но за такое открытие ему пришлось заплатить дорогую цену. Мысль, что скоро, возможно, ему снова придется платить по этому счету, удавалось прогнать, пока он оставался трезвым. Неудивительно, что почти весь последний год Тони крайне редко притрагивался к спиртному.

Пытаясь взять себя в руки, Тони откашлялся и выпрямился в кресле.

– Очень скоро ваша жизнь начнет меняться. Ваши приоритеты закачаются и рухнут, как Лос‑Анджелес во время землетрясения. Поверьте, если вы проводите дни и ночи, ставя себя на место преступника и пытаясь проникнуть в ум, запрограммированный убивать до тех пор, пока это не остановят смерть или тюремное заключение, многое, что вы привыкли считать важным, вдруг покажется вам сущей ерундой. Трудно волноваться по поводу роста безработицы, наблюдая за действиями человека, который за последние полгода вычеркнул из списка живых больше людей, чем это сделало правительство.

Его циничная усмешка подала присутствующим знак расслабиться.

– Люди, никогда не делавшие такой работы, понятия не имеют, на что это похоже. Изо дня в день пересматривать вещественные доказательства, рыться в них в поисках малейшей зацепки, ускользавшей от вас раз сто или больше. Чувствуя себя совершенно беспомощным, наблюдать, как на ваших глазах рушатся все многообещающие планы и построения. Вы готовы душу вытрясти из свидетеля, видевшего убийцу, но ничего не запомнившего, ведь никто заранее не предупредил его, что один из тех, кто однажды вечером три месяца назад наполнял бак на его бензоколонке, – маньяк. Или какой‑нибудь коллега‑инспектор, ни в грош не ставящий вашу работу, вдруг возомнит, что нет такой причины, по которой ваша жизнь должна меньше походить на ад, чем его собственная, и начнет направо и налево раздавать ваш номер телефона всем мужьям, женам, любовницам, детям, родителям, братьям и сестрам – всем тем, кто жаждет получить от вас хотя бы крупицу надежды. А если этого мало, то вдобавок на вас набрасываются журналисты. И тут маньяк убивает снова.

Леон Джексон, выбившийся из черного гетто в Ливерпуле, на стипендию закончивший Оксфорд и оттуда пришедший в полицию Большого Лондона, закурил. Щелчок его зажигалки послужил сигналом для двух других курильщиков, и они потянулись за своими сигаретами.

– Круто, – сказал Леон, закидывая руку на спинку своего стула.

Тони невольно стало жалко его. Чем труднее подъем, тем больнее падать.

– Круче некуда, – отозвался Тони. – Итак, вот что думают люди, которые смотрят на вас со стороны. А ваши прежние, сослуживцы? Теперь, когда вы будете встречаться с теми, с кем раньше работали, поверьте, они начнут замечать, что вы стали другим. Вы перестанете быть одним из них, и они начнут избегать вас, потому что с вами теперь что‑то не так. Потом, когда вам поручат расследование и вы попадете в чужое для вас окружение, там обязательно найдутся люди, которым вы придетесь не по душе. Это неизбежно. – Он снова подался вперед, сгорбившись под порывом холодного ветра памяти. – И они не постесняются вам об этом сообщить.

В том, как Леон презрительно фыркнул, Тони ясно послышалось превосходство. Конечно, ведь он же черный, пронеслось в голове, а значит, наверняка воображает, что уже пережил достаточно и неприятием его не испугаешь.