Шарлотта с тревогой ждала Питта весь вечер. После того как она уложила наверху Джемайму на дневной сон, она вдруг заметила, что постоянно смотрит на старые часы на полке в столовой, то и дело подходя к ним и прислушиваясь к их тиканью, чтобы проверить, не остановились ли они. Хотя Шарлотта отлично знала, что это глупо — муж не мог вернуться раньше пяти, а то и шести.

Причина, по которой она так волновалась, заключалась, конечно, в Эмили. Сестра ждала своего первого ребенка, и, как хорошо помнила сама Шарлотта, ранние месяцы беременности могли стать нелегким испытанием: Эмили могла страдать не только из-за естественной неуверенности в своем новом состоянии, но и из-за тошноты, а иногда под воздействием беспричинной депрессии…

Шарлотта никогда не бывала на Парагон-уок. Конечно, Эмили приглашала ее, но Шарлотта не была уверена, действительно ли та хотела, чтобы она пришла. Еще с тех пор как они были девочками, когда была жива Сара и они жили на Кейтер-стрит с мамой и папой, прямолинейность Шарлотты сильно мешала ей в жизни. Мама находила для нее много выгодных женихов, но Шарлотта, не будучи расчетливой, подобно многим другим девушкам, не желала укорачивать свой язык и не искала способы очаровать кого-нибудь из кандидатов. Конечно, Эмили любила ее, но она также сознавала, что Шарлотте будет некомфортно в обществе на Парагон-уок. Старшая сестра не могла позволить себе соответствующую одежду, да и трудно ей было выкроить свободное время, отвлечься от ведения хозяйства. Шарлотта уже давно не была в курсе последних сплетен и все дальше отдалялась от круга, в котором вращалась Эмили.

Теперь Шарлотта страстно желала сама прийти и убедиться, что с Эмили все в порядке, что нет нужды бояться за нее из-за этого чудовищного преступления. Конечно, ее сестра могла оставаться дома, а выходить лишь со служанкой и только в дневное время, но это было ужасно. Шарлотта не хотела вспоминать или думать о том, как это уже случалось с ними когда-то.

Уже шел седьмой час, когда Шарлотта, наконец, услышала Питта за дверью. Она бросила кастрюлю с картошкой, которую в тот момент сливала, в раковину, опрокинув солонку с перечницей, и заспешила навстречу ему.

— Как Эмили? — спросила она с ходу. — Ты ее видел? Ты узнал, кто убил эту девочку?

Томас прекратил это излияние вопросов крепкими объятиями.

— Нет, конечно, не узнал; я только что начал расследование. Да, я видел Эмили, и выглядела она очень хорошо.

— О, — Шарлотта вырвалась из его объятий. — Ты ничего не узнал… Но ты знаешь, по крайней мере, что Джордж не имеет ничего общего с этим делом?

Питт открыл было рот, чтобы ответить, но она заметила нерешительность в его взгляде еще до того, как он нашел нужные слова.

— Ты не можешь знать! — Эти слова сорвались с ее губ как обвинение. Она поняла это в тот же миг и даже успела пожалеть об этом, но ей не хватало времени, чтобы извиниться. — Ты не можешь… Почему ты не спросил его, где он был?

Томас мягко отодвинул ее в сторону и сел за стол.

— Я спросил его. У меня просто не было времени проверить его слова.

— Проверить? — Шарлотта стояла совсем рядом с ним. — Почему? Ты не веришь ему? — Она знала, что была неправа. Томас имел право не верить; да и в любом случае просто вера ей была не нужна, как не нужна она была и Эмили. — Извини меня. — Шарлотта дотронулась до мужа, почувствовав через пальто твердость его плеча, затем вернулась к раковине и снова взялась за картошку.