Дверь открылась почти немедленно. На пороге стояла маленькая сухопарая женщина в простом переднике прислуги.

— Доброе утро, миссис Смит, — сказала Шарлотта, улыбаясь. — Я только вчера вечером узнала, что моя сестра нездорова, и я должна пойти навестить ее.

Она не хотела лгать всерьез — например, говорить, что у Эмили больше никого не осталось, чтобы заботиться о ней (тьфу-тьфу, не сглазить бы!), — но нужно было обозначить насущную необходимость. Внутри Шарлотты боролись различные чувства, ей было стыдно. Она стояла на пороге бедного дома и видела убогую комнату, в то же время зная, что Эмили в любой момент может позвонить в колокольчик и вызвать горничную поухаживать за ней, если и вправду заболеет, или послать слугу за доктором. А она, Шарлотта, должна выдумывать правдоподобную причину своей отлучки…

— Не будете ли вы так добры присмотреть за Джемаймой сегодня?

Лицо женщины расцвело в ответной улыбке, и она протянула руки к девочке. Джемайма немного испугалась, прижавшись к матери, но Шарлотта торопилась, и у нее не было времени для вытирания слез и успокаивания ребенка. Она быстро поцеловала ее и отдала миссис Смит.

— Благодарю вас от души! Надеюсь, что я не задержусь надолго, если только ситуация не ухудшится…

— Не беспокойся, ластонька. — Женщина легко качала Джемайму, удерживая ее на бедре, — так же, как носила бессчетное количество тазов со стираным бельем или восьмерых своих собственных детей, не считая двух, которые умерли до того, как начали сидеть. — Уж я о ней позабочусь, обедом накормлю… А ты поди-к навести сестру, бедолажку… Надеюсь, все у ей обойдется. Жарынь эта во всем виновата. Натуральная топка…

— Конечно, — поспешно согласилась Шарлотта. — Мне самой осень больше всего нравится.

— Чаю, не наша эта погодка, из-за моря все идет, — продолжала миссис Смит. — Ну, говорят так. У меня брат вот моряком был; ужасть в каких местах бывал… Дык ты поди, повидай сестру-то, ластонька. А я за Джемаймой пригляжу, пока ты взад не возвернешься.

Шарлотта широко улыбнулась. Ей потребовалось много времени, чтобы научиться легко общаться со своими соседями, так сильно отличающимися от людей, которых она знала раньше, до замужества. Конечно, и тогда ей встречались люди из рабочего класса, но это были в основном слуги — такие знакомые, привычные, как мебель или картины на стенах. Их можно было либо награждать, либо игнорировать. Они ничего не привносили из своей жизни в жизнь хозяев — в гостиную или наверх в спальни. Об их семьях было известно разве что в рамках сведений, упоминаемых в рекомендациях — только имена и репутация. Ни лиц, ни характеров, ни чувств…

Но теперь Шарлотта должна была уживаться с соседями, учиться готовить, стирать, убирать дом, покупать в лавке продукты — и прежде всего нужно было научиться общаться с окружающими для взаимной пользы. Для нее соседи были всем в те долгие дни, когда Питт уезжал по делам, — живые голоса, жизнерадостный смех, своевременная помощь, когда она не знала, как управиться с теми или иными делами, когда у Джемаймы начали резаться зубки, а она терялась, не зная, что делать… Здесь не было сестер милосердия или нянек, которых можно было позвать на подмогу, — только миссис Смит с ее бабушкиными лекарствами и многолетней практикой. Ее простота и покорная смиренность перед трудностями поначалу очень раздражали Шарлотту, но терпение соседки, а также ее уверенность и знание того, что нужно делать в случае небольших домашних неприятностей, чему Шарлотту никогда раньше не учили, примиряли последнюю с этими качествами миссис Смит.