— Пожалуйста! — Феба потянула его за рукав, к ее лицу прилила краска. — Я совсем так не думаю.

— Так значит, я тебя не понял? — возмутился Афтон, не понижая голоса и продолжая смотреть на Джорджа. — Из того, как ты вела себя прошлой ночью, я решил, что ты ожидала увидеть его на лестничной площадке. Твоя рубашка так завернулась на тебе, что я подумал, что ты можешь задушить себя, если повернешься не в ту сторону. Зачем ты звала слугу, моя дорогая? Или я не должен задавать этот вопрос в присутствии других людей?

— Я не звала слугу, я… я просто… хорошо. Занавеска пошевелилась от ветра. Я испугалась и подумала…

Феба вся горела. Шарлотта могла вообразить себе, как глупо та себя чувствовала, как будто все окружающие могли увидеть ее напуганной и растрепанной, в задравшейся ночной рубашке. Шарлотта сгорала от желания сказать Афтону что-нибудь резкое, выбрать убийственные слова, но в голову ей ничего не приходило.

Наконец заговорил Фулберт — медленно, лениво, с улыбкой на лице. Он обнял Фебу, но его взгляд был направлен на Афтона.

— Вам не нужно бояться, моя дорогая. Что произошло с вами — это ваше личное дело. — Его лицо смягчилось, в нем читалось удовлетворение. — Я сомневаюсь, что это был один из ваших слуг; но даже если и слуга, то он вряд ли был бы настолько дерзким, чтобы напасть на вас в вашем же доме. И вам повезло больше, чем любым другим женщинам на Парагон-уок — по крайней мере, вы определенно знаете, что это был не Афтон. Мы все это знаем! — Он улыбнулся Джорджу. — Боже, сделай так, чтобы мы все тоже были вне подозрений!

Джордж моргнул, не вполне уверенный в смысле сказанного, но чувствуя, что где-то в его словах была запрятана жестокость.

Шарлотта инстинктивно повернулась к Афтону, сама не понимая почему. В его глазах светилась холодная ненависть, пронзившая ее насквозь. И ей захотелось взять Эмили за руку, ухватиться за что-то теплое, человеческое — и бежать из этой увитой блестящим черным крепом комнаты на свежий воздух, в зеленое лето, и продолжать бежать, пока она не доберется до своего дома на узкой пыльной улочке, дома с побеленными ступенями, примкнутого к точно таким же домам, в которых женщины трудились весь день не покладая рук.

Глава 5

Шарлотта с трудом дождалась, когда Питт придет домой. Она уже проговорила про себя множество раз, что хотела сказать ему, — и каждый раз у нее получалось по-новому. Вытирая пыль, она пропустила книжные полки, а еще забыла посолить овощи и, к радости ребенка, дала Джемайме двойную порцию пудинга. Но, по крайней мере, она не забыла переодеть ее и уложить спать к тому времени, когда наконец-то пришел Питт.

Томас выглядел усталым. Первым делом он снял сапоги и опустошил карманы от бесчисленного числа разных мелких вещей, которые насовал в них в течение дня. Шарлотта принесла ему стакан холодного лимонада, решив не повторять ту же ошибку, что и в прошлый раз.

— Как Эмили? — спросил муж через несколько минут.

— Нормально, — ответила она, сдерживая дыхание от желания немедленно начать рассказывать ему про свой день. — Церемония была ужасной. Я полагаю, что внутренне все присутствующие чувствовали себя так же ужасно, как и мы с Эмили, но никто не показывал своих чувств.

— Они говорили о ней — о Фанни?

— Нет, — она покачала головой. — Нет, они не говорили. Было даже трудно понять, кого хоронят. Надеюсь, когда я умру, обо мне будут говорить все время.

Питт засмеялся — громко, как ребенок.

— Даже если все заговорят о тебе одновременно, моя дорогая, — ответил он, — все равно без тебя будет очень тихо.

Шарлотта посмотрела вокруг, ища что-нибудь безобидное, чтобы бросить в него, но единственной вещью под рукой был графин с лимонадом, которым вполне можно было убить, не говоря уже о том, что графин мог разбиться, а покупать новый было бы для них накладно.