Я заглянул в напечатанные путевые журналы и другие книги описательного свойства. Они включали три опубликованные работы самого Вейна и два или три эссе, ставшие его вкладом в работы других авторов, но здесь не было ничего, чем бы я уже не располагал и что не читал множество раз. Другие книги касались примерно того же и были написаны людьми, чьи имена были мне знакомы, а о двоих из них говорил Бимиш, книготорговец. Они упоминали Вейна, но только мимоходом, а в нескольких трудах на него только ссылались в примечаниях.

Я начал испытывать подавленность. Кроме того, я задавался вопросом, не припрятал ли Дансер что-нибудь от меня.

Свет за окном тускнел, день близился к концу, и солнце скрылось за крышами домов. Выглядывая в окно, я каждый раз замечал, что река меняется, цвет ее из стального делается черным, а на снег ложатся тени, и он уже не сверкает. Несколько раз я прохаживался туда-сюда по комнате в попытках согреться и останавливался поближе к маленькой печке, растирая руки. Я не испытывал голода, просто читал и читал в тишине этой старой библиотеки, и не ощущал в окружающей меня атмосфере ничего тревожного, да и вообще ничего, на что имело бы смысл обратить внимание. Почти все в этот день было на удивление спокойным и умиротворяющим.

Прошло уже больше двух часов с моего прихода в библиотеку, когда я в первый раз получил некий намек на что-то, хоть немного интересное, — отчет о диспуте в старших классах. Он проходил на тему вуду и колдовства и среди выступавших был отмечен «громогласный оратор» К. П. Р. Вейн. Вскоре после этого в экземпляре рукописного журнала, который готовили и выпускали какие-то мальчики, я нашел уведомление о предполагавшемся основании «Клуба раздвоенного копыта», «частного общества для исследований, обсуждения и проведения опытов», подписано: К. П. Р. В. Это напоминало обычные попытки школяров произвести впечатление, показаться значительными, таинственными и безнравственными, на деле же — практически безобидные. Несколько более встревожило меня сообщение, появившееся в официальном школьном отчете пару месяцев спустя: по приказу главного наставника доктора Бирдлипа клуб был расформирован, и вся его деятельность, равно как и встречи между бывшими участниками запрещены.

Итак, Вейн — как и многие другие глупые юнцы до и после него — баловался оккультизмом. Это выставляло его дураком и человеком малоприятным, но меня интересовало другое: были ли те россказни и слухи, о которых мне говорили, чем-то большим, нежели просто сплетня, которая за долгие годы обросла множеством красочных подробностей подобно другим выдуманным историям, что при каждом пересказе делаются все более пугающими.

Я вернулся к перелистыванию страниц отчета, зачарованный запечатленной в нем картиной школьной жизни полувековой давности, изумляясь, сколь многое за это время изменилось, открывая любопытные мелочи, как, например, то, что до Дансера деканом был его отец. Я решил, что на сегодняшний день это будет последний том, который я внимательно просматриваю. В библиотеке становилось все холоднее, день близился к вечеру, темнело, и я мечтал о горячем чае с тостами у камина.

И тут я наткнулся сначала на сообщение в отчете, а потом на приклеенную к странице газетную вырезку о смерти мальчика в Элтоне. Его обнаружили повешенным на балке в запертой комнате.