Разговоры эти раздражали Брайнена чем дальше, тем сильнее, в особенности потому, что сам Брайс был ещё слишком мал, чтобы судить о чужой крови, пролитой за него и ради него. Он откровенно повторял то, что напевали ему старшие друзья, многие из которых сами имели родню среди Армстронгов, но до поры до времени Брайнен Элиот лишь скрипел зубами, пока, в один прекрасный вечер монах, исповедовавший Брайса, не рассказал ему о заговоре, который готовится против тана.

Брайнен не был уверен, что стоит верить словам монаха, нарушившего таинство исповеди, и, тем не менее, известие о предательстве стало для него ударом.

Собрав для совещания нескольких приближённых, среди которых был его младший брат Кестер, бард Рамсей и всё тот же монах брат Маркус, Брайнен стал вспоминать, кто ещё мог бы претендовать на роль наследника титула Элиота из Элиотов. Однако сердце его по-прежнему было неспокойно – не только его клан и его жизнь оказались под угрозой, он остро ощущал, что потерял человека, которого до сих пор, несмотря ни на что, считал родным.

Так Брайнен Элиот вспомнил о леди Элизабет, проезжавшей дорогами Шотландии десять лет назад, остановленной его рыцарями и приглашённой в замок Карлевелок погостить несколько дней. Элизабет осталась на добрых полгода, она не слишком спешила, и только когда Брайнен стал замечать округлость её живота, приказал снарядить отряд рыцарей, которые помогли бы английской леди добраться до границы в целости и сохранности. Лорд Эллиот немедленно послал отряд рыцарей на поиски, и уже довольно скоро пришли вести о девочке, которую леди Элизабет отдала на воспитание в монастырь.

За те шесть дней, что Брайнен Элиот ждал появления в доме новой дочери, он много раз успел обдумать политическую часть своих планов, так что теперь разум его был свободен для семейных чувств. Он в самом деле был рад, что, потеряв сына, обрёл дочь, и почти уже готов всем сердцем полюбить юную Катрину так же, как любил Брайса до сих пор.

– Дочь моя, – повторил он, выпуская Милдрет из объятий. Затем перевёл взгляд на монахиню, стоящую рядом с ней, и спросил. – Есть ли подтверждение тому, что это дочь Элизабет Уоркли?

Монахиня чинно кивнула.

– Катрина, покажи лорду Элиоту письмо.

Милдрет поморщилась, услышав нелюбимое имя, но послушно достала из-за пазухи свиток и протянула его Брайнену. Тот вглядывался несколько секунд в летящие строчки, а затем произнёс почти что с благоговением:

– Узнаю её почерк. И девочка… так похожа на неё, – затем протянул письмо брату Маркусу, ожидавшему решения Элиота в стороне, и приказал: – Прочти.

Монах зачитал письмо, и последнее напряжение ушло из глаз Брайнена. Он снова обнял дочь, но уже не так порывисто, и замер, разглядывая её лицо.

Юная Милдрет была красива. С сожалением приходилось признать, что она получилась куда утончённей Брайса, хотя и тот со временем должен был привлечь немало женского внимания своей огненной шевелюрой.

Брайс, впрочем, был крепче – и это внушало опасения Элиоту. Он даже пощупал руки Милдрет – натруженные мотыгой, но всё равно слишком худые на его взгляд.

– Тебя, конечно же, не учили драться? – спросил он.

– Нет, лорд Элиот, – Милдрет с удивлением посмотрела на него, но тут же опустила взгляд, как её учили в монастыре. – Латыни, чтению, письму и святому писанию, лорд Элиот.

– Смотри мне в глаза! – приказал Элиот, заметив, что девочка по-монашески потупила взгляд, и Милдрет тут же вздёрнула нос. Теперь она смотрела упрямо и даже зло. – Вот это моя дочь, – усмехнулся Брайнен и обнял её в последний раз.

С тех пор жизнь Милдрет круто переменилась второй раз.

От спокойной монастырской жизни не осталось и следа.