Правду сказать, монсеньор, при всем моем почтении к вам, лучше бы вы поручили кому-нибудь другому эти дела.
— Отчего? — нахмурил брови граф.
— Оттого что, с вашего позволения, монсеньор, я не верю тут ни одному слову. Этот человек просто пройдоха, картежник и больше ничего. Кроме того, он водится с такой компанией, от которой хорошего трудно ждать.
— Но ведь ты знаешь, старый упрямец, что он хлопочет за другого?
— Пожалуй, так, монсеньор, но в таком случае господин не лучше слуги!
Они все время говорили тихо. Граф подумал с минуту и громко сказал:
— Строго говоря, это, может быть, и так.
— Наверное, так, монсеньор.
— Во всяком случае, я скоро увижу, чего мне держаться.
— Монсеньор едет в Париж?
— Да, сию минуту.
Трактирщик нахмурился.
— Простите старому слуге вашей семьи, монсеньор, человеку, который видел вас крошкой и любит вас…
— Знаю, Бернар, — ласково произнес Оливье, — говори, что такое?
— Монсеньор, вы бы лучше вернулись в Мовер; часто приходится раскаиваться…
— Довольно, довольно, Бернар! — быстро перебил граф. — Я еду в Париж, это необходимо; но успокойся, мне нужно побывать там совсем по другому, серьезному делу; я не стану там заниматься тем, на что ты намекаешь, разве уж обстоятельства заставят.
— Как угодно, монсеньор; я ваш слуга и могу только повиноваться вам.
В эту минуту солдат докурил трубку и постучал ею о край стола, чтоб высыпать пепел.
— Девушка! — крикнул он.
— Я! — отозвалась Мадлена, встав и подходя.
— Моей лошади задавали овса?
— Двойную порцию, как вы приказывали.
— Прекрасно, сколько я вам должен?
— Ровно три ливра.
— И за себя, и за лошадь?
— Да.
— Ну, недорого, — рассмеялся он, вытащил из кармана довольно туго набитый кошелек и положил на стол три серебряные монеты. — Вот вам деньги, — промолвил он. — Велите скорей оседлать Габора; я не люблю дожидаться.
— Габора? — с удивлением повторила девушка.
— Ну да; это моя лошадь,
— Вы не переночуете в Аблоне, капитан? — поинтересовалась Мадлена.
— Сохрани Бог, красотка, ночь сегодня чудесная, лунная, я надеюсь скоро добраться до Парижа.
— Добраться-то доберетесь, капитан, — вмешался трактирщик, — но в город пробраться — это другое дело.
— Как другое дело?
— Dame! Ворота заперты.
— А! Ну, это серьезная причина!
— Так останетесь?
— Ни за что на свете!.. Извините, милостивый государь! На одно слово, пожалуйста… — прибавил он, обращаясь к графу, уже взявшемуся за ручку двери.
Граф обернулся.
— Вы мне говорите? — спросил он.
— Да, но называйте меня капитаном, как вот этот добрый человек, я имею право на это.
— Извольте, капитан! Что же вам от меня угодно?
— Вы едете в Париж?
— Да, сейчас еду.
— Так! Не спорю с вами, потому что вы ведь полагаете проехать в город, несмотря на запертые ворота?
— Я уверен в этом.
— Вот и отлично! — вскричал солдат, опоясываясь рапирой. — Я еду с вами и буду служить вам конвоем, а вы мне поможете за это проехать в город.
— Позвольте, капитан, — возразил с улыбкой Оливье, — тут есть одна очень простая помеха. |