— Позвольте, капитан, — возразил с улыбкой Оливье, — тут есть одна очень простая помеха.

— В том-то и беда, что они все просты, — заметил, закручивая усы, капитан. — В чем же заключается ваша?

— По особым причинам я вынужден ехать один.

— То есть, другими словами, вы отказываетесь от моего общества?

— К моему великому сожалению, капитан.

— Ну хорошо, дорога принадлежит всем одинаково; поезжайте вы своим путем, а я поеду своим.

Он надменно поклонился графу. Тот ответил легким кивком головы и ушел.

Через две минуты он уже летел галопом.

— Право, капитан, вам бы переночевать сегодня, — медовым голосом предложил трактирщик.

— Вы думаете? — переспросил капитан, надевая плащ.

— В эти часы дороги не спокойны.

— Ах, черт возьми! Вы наверно знаете? — продолжал капитан, осматривая пистолеты.

— Parbleu! Ни одной ночи не проходит, чтоб не нашли убитого путешественника.

— Скажите, пожалуйста! Это ужасно! Моя лошадь оседлана?

— Совсем готова, бедняжка.

— Бедняжка?

— Dame! Ведь и она рискует жизнью.

— Это правда, ну, да ведь и я своей рискую! Прощайте, хозяин! Сладких снов, красавица!

Капитан надел шляпу набекрень и ушел, громко звеня шпорами. Лошадь радостно заржала, увидев хозяина; он погладил ее, поцеловал в морду и умчался.

Граф тоже быстро летел по парижской дороге; ему хотелось приехать в город до десяти часов, то есть раньше, чем запрут ворота.

Без четверти девять он ехал уже по длинной, узкой и грязной улице деревни Вильжюив.

— Поспею, — прошептал он и, проехав деревню, не останавливаясь, но шагом, чтоб дать вздохнуть лошади, опять пустил ее скорой рысью, спускаясь под гору,

Дорога была совершенно пуста; от самой деревни Аблон ему не встретилось ни конного, ни пешего. От луны было светло, как днем.

Граф ехал, не глядя ни направо, ни налево, и думал. О чем? О невеселых вещах, вероятно, потому что лицо его было бледно и брови нахмурены.

Вдруг лошадь его так бросилась в сторону, что чуть не выбила графа из седла. Оливье быстро поднял голову и сразу понял, в каком критическом положении он находится.

Он уже спустился до самого конца деревни Вильжюив; вокруг него стояло человек восемь оборванцев, вооруженных с головы до ног и, видимо, решивших сыграть с ним плохую шутку.

Бой был неравный. Граф попробовал вступить в переговоры.

— Что вам от меня нужно, господа? Зачем вы останавливаете меня на дороге? — громко спросил он, потихоньку вынимая пистолеты и берясь за шпагу.

— Parbleu! — воскликнул один из негодяев. — Угадать нетрудно: нам нужны ваша лошадь, ваши плащ и кошелек!

— А! Так вы воры? — произнес граф.

— Скромные tire—laine, ваша милость, скромные tire—laine, которых tire—soie совсем прогнали с Нового моста, — отвечал по-прежнему лукавым тоном бродяга, казавшийся вожаком остальных. — Верьте мне, отдайте добром то, что у вас просят; это вам убытка большого не причинит, а нам принесет существенную пользу. Клянусь, нам было бы слишком жаль прибегнуть к крайним мерам по отношению к такому славному вельможе, каким вы кажетесь.

Граф поднял лошадь на дыбы.

— Прочь, негодяи! — крикнул он. — Прочь, или я вам размозжу головы!

Оливье старался прорваться вперед, опустив поводья и держа одной рукой шпагу, другой — пистолет.

— А! Так вы вот как! — бешено закричал разбойник.