|
Неровная линия ограды, почти неприметная в бледном свете звезд, четко обозначилась в лучах восходящего солнца. Но что это движется там, за оградой? Джинни подняла голову, вгляделась. Это был человек; он пытался перелезть через ограду, но всякий раз срывался и падал. Внезапно она вскочила, вся розовая в лучах разгорающейся зари, и замерла на месте, стиснув руки на груди; кровь отхлынула у нее от лица; затем одним прыжком она очутилась у двери, и вихре развевающихся юбок и кос слетела с лестницы и выбежала в сад. В двух шагах от ограды она остановилась, и только тут из груди ее вырвался крик, крик матери при виде поверженного наземь дитяти, тигрицы — над раненым детенышем. Мгновение — и она перепрыгнула через ограду и, опустившись на колени возле Риджуэя, положила его неподвижную голову себе на грудь.
— О мой мальчик, мой бедный мальчик! Кто это сделал с тобой? Да, в самом деле, кто? Одежда его была в грязи, жилет порван, и носовой платок, которым он тщетно пытался унять кровь, выпал из глубокой колотой раны под лопаткой. — Риджуэй, мой бедный мальчик! Скажи же мне, как это произошло? Риджуэй медленно поднял отяжелевшие, подернувшиеся синевой веки и поглядел на Джинни. Внезапно в глубине его темных глаз блеснуло лукавство, усмешка тронула губы, и он прошептал: — Это все… ваш поцелуй, Джинни, дорогая! Я позабыл, как высоко котируется он в этих краях. Ничего, не огорчайтесь, Джинни! — Слабеющей рукой он поднес ее руку к своим побелевшим губам. — Ваш поцелуй этого стоил, — прошептал он и потерял сознание. Джинни вскочила на ноги, дико озираясь по сторонам. Затем с внезапной решимостью наклонилась над бесчувственным телом и, собравшись с силами, словно ребенка, подняла Риджуэя с земли. Когда минутой позже ее отец, спавший на веранде, протер глаза, его взору предстала богиня, стройная и горделивая, направлявшаяся к дому с бесчувственным телом мужчины на руках. Голова его покоилась на ее груди — на той груди, к которой не прикасался еще ни один мужчина, — и, повинуясь властному повелению этой богини, отец встал, чтобы распахнуть перед нею дверь. А затем, когда безжизненное тело было положено на диван, богиня исчезла и перед мистером Макклоски снова стояла обыкновенная женщина, беспомощная и дрожащая, в отчаянии выкрикивающая снова и снова, что это она «убила его», что она «преступница, преступница!». И с этим возгласом Джинни пошатнулась и замертво упала возле своей ноши. А мистер Макклоски лишь беспомощно почесывал бороду и невразумительно бормотал, что Джинни-то как-никак с ним управилась.
Глава II
На следующий день еще до полудня по всему Фор-Форксу уже разнесся слух, что какой-то бандит напал на Риджуэя Дента возле Чемисалского перевала, ранил его и скрылся, заслышав приближение уингдэмского дилижанса. По-видимому, это сообщение было сделано с согласия Риджуэя, так как он его не опроверг, хотя и не добавил к нему никаких подробностей. Рана его была серьезна, но не опасна. Когда первое волнение улеглось, обыватели, как это нередко случается в провинциальной среде, дружно пришли к выводу, что пострадавший сам виноват в своем несчастье тем, что он человек пришлый, и пусть, дескать, это послужит уроком ему и предостережением другим. — Слыхали? Этого малого из Сан-Франциско кто-то пырнул ножом вчера ночью. — Таков примерно был тон соболезнований по его адресу. В общем, все сходились на том, что ни один уважающий себя бандит, которому дороги интересы Туолумнского округа, не мог, конечно, потерпеть присутствия в этих краях Риджуэя. Проронив всего несколько слов в то достопамятное утро, Риджуэй в дальнейшем хранил по поводу происшедшего упорное молчание. Когда Джинни пыталась выудить у него приметы случившегося, которые помогли бы пролить свет на личность неизвестного преступника, в карих глазах Риджуэя вспыхивали задорные искорки, и это было единственным ответом на ее вопрос. |
