— Ты сказал, шесть лет, — задумчиво проговорил он. — Так и есть. Быть может, когда-нибудь я познакомлю тебя со своими досье, чтобы ты понял, как расследуются дела. Может быть, даже расскажу, как мы прикладываем невероятные усилия и собираем горы документов, и вдруг оказывается, что информатор, которого мы обхаживали, исчез, а другого убили в тот день, когда мы собирались с ним поговорить. Потом появляется тип вроде тебя, который думает, что владеет ситуацией. Ты подставляешь Эрейни, занимаясь подобными вещами, мальчик. Да и себя тоже. Иди домой.

Я взял рюкзак и встал. Чувствовал я себя паршиво.

— И еще, Наварр, ты ничего не обнаружил, — продолжал Сэм. — Ты не имеешь ни малейшего понятия, где может находиться Сент-Пьер. И даже не нашел никаких бумаг, которые не мог бы объяснить.

Лишь через секунду я сообразил, что Сэм не задает мне вопрос, а выдает очередной приказ. Я смотрел на него до тех пор, пока тот не почувствовал, что следует сказать еще что-нибудь.

— Сент-Пьер должен был передать мне важную информацию. Я ничего не нашел в спальне Бланксигла и в доме Джули Кирнс.

Я покачал головой. Я не рассказал Баррере только о файлах из компьютера Джули Кирнс, но они не имели отношения к шантажу. В тот момент они не казались важными — незначительная деталь, позволившая мне хоть как-то ему отомстить.

— Все так и есть, Сэм, я ничего не нашел.

Сэм Баррера бросил на меня взгляд и кивнул. Когда я уходил, он объяснял по телефону полиции Голливуд-Парк, как им следует вести расследование.

Глава 24

Зеленый джип «Чероки» Мило загудел на моей подъездной дорожке в десять часов утра в пятницу. Я распахнул дверцу со стороны пассажира.

— Поверить не могу, что она еще жива, — сказал я.

Сасси, бассет-хаунд, зевала, устроившись на сиденье, и ее язык свернулся в длинную болонскую колбасу. Она слегка зашуршала передними лапами и фыркнула. Может быть, это было дружеское приветствие. Или у нее случился собачий сердечный припадок.

— Сколько же тебе лет? — осведомился я. — Ты заключила сделку с Сатаной?

Сасси тяжело дышала, повернув голову налево, и пыталась разглядеть меня единственным глазом, затянутым молочной пленкой катаракты. На месте другого остался каньон серого жесткого меха.

— Сасси тянет лямку, — признал Мило. — У нее гнойник, который приходится вскрывать каждую неделю.

Он показал мне одно из шелковистых ушей собаки, которое при обычных обстоятельствах соответствовало десятому с половиной размеру обуви. Сегодня оно выглядело так, словно кто-то вшил в него бутылку с водой. Сасси продолжала ухмыляться и тяжело дышать, пока Мило обследовал абсцесс. Она повернула голову, словно ее кто-то позвал, вот только не могла понять, с какой стороны он находился.

Я считал, что Сасси уже немолода, когда мы восемь лет назад украли ее в Беркли у прежнего хозяина, который плохо с ней обращался. Сейчас Сасси было около двадцати лет. С собачьей точки зрения, она являлась свидетелем гражданской войны.

Перенести ее на заднее сиденье оказалось совсем не простым делом. Представьте себе мешок, набитый шарами для боулинга, с короткими ногами и отвратительным запахом изо рта. Когда мы наконец справились с этой нелегкой задачей, Мило угостил Сасси специальными мягкими бисквитами для пожилых собак, а мы с ним выпили пива. Он разлил его в кофейные чашки.

Под громкое чавканье Сасси мы съехали с Петли 410 на Бродвее и направились на юг. Большая часть бисквитов вываливалась у нее из пасти, но процесс явно доставлял ей удовольствие.

Я протянул Мило лист бумаги.