— Никогда не говорите «никогда», док, особенно если имеете дело с чем-то, что выходит за пределы обычного.

Затем Дарлинг попросил Шарпа:

— Возьми нож, Маркус, и води по нему оселком, пока он не станет острым как бритва, а затем вернись сюда и стань рядом со мной.

Шарп отправился в каюту, Тэлли последовал за ним и принялся заправлять видеокамеру.

— Нож, капитан? — спросил Мэннинг. — Для чего?

— Если это действительно чудовище, если оно достигает хотя бы половины таких размеров, каких, по словам дока, оно может быть, и если в нем осталась хотя бы искра жизни, я собираюсь перерезать трос и оставить ублюдка в покое.

— Вы не сделаете ничего подобного. По крайней мере, пока я не выстрелю в него.

— Ну, это мы посмотрим.

— Конечно, посмотрим, — заключил Мэннинг и направился в каюту.

Когда барабан был заполнен наполовину, Дарлинг подергал трос. Затем он остановил лебедку, намотал трос на руку и потянул его.

— Он ушел, — бросил Вип. — Если вообще был там. Сейчас его нет; на этом тросе нет ничего, кроме самого троса.

— Этого не может быть, — возразил Тэлли.

— Через минуту узнаем, — сказал Дарлинг и снова запустил лебедку.

— Значит, он не был подцеплен на крюк.

— Вы хотите сказать, что он тянул эти буи вниз просто ради спортивного интереса?

Показались первые зонтиковые снасти, и Шарп поднял их на борт. Приманки были на месте, целые и невредимые. Через минуту подняли вторую снасть, затем третью. Никто не притронулся ни к одной из них.

Когда появился четвертый зонтик, Шарп поднял руку и Дарлинг замедлил движение лебедки.

— Господи! — проговорил Шарп, доставая снасть. — Как будто ее переехал поезд.

Снасть была раздавлена, проволока туго закручена вокруг троса. С тросом и проволоками сплелись кусочки белого мышечного волокна. Две наживки были нетронуты, они все еще болтались на крюках, но остальные исчезли, и от крюков не осталось ничего, кроме пары дюймов изжеванного ствола.

Камера Тэлли работала беспрерывно, его глаз был прижат к видоискателю. Дарлинг подержал один из крюков перед камерой.

— Их невозможно разогнуть, да? Невозможно переломить? Смотрите, док, тот, кто находится там, внизу, не просто разогнул их, он их откусил.

Шарп подобрал со снасти несколько белых волокон, и они оставили едкую вонь на его пальцах. Он поморщился и вытер ладони о брюки.

— Это архитеутис, — воскликнул Тэлли. — Это запах аммиака. Он оставил нам свою визитную карточку.

Он выключил камеру.

— Разве от других животных не воняет аммиаком? — спросил Дарлинг.

— Не так сильно, как от архитеутиса. Это как бы его подпись и главное основание для наших — хоть каких-то — знаний о нем. Никто не видел ни одного живого архитеутиса. По крайней мере, в этом столетии, за исключением единственного случая, когда в сороковых годах он убил несколько человек, и то все происходило в темноте и никто по-настоящему не разглядел животное. Но люди видели мертвых гигантских кальмаров: двух вынесло волнами у Ньюфаундленда в шестидесятые годы. Они были выброшены на берег, а не потонули, оттого что, в отличие от рыб, не имеют плавательного пузыря. Их плоть пропитана ионами аммиака, а удельный вес ионов аммиака немного меньше, чем морской воды. Он составляет одну целую двадцать одну тысячную по сравнению с одной целой двадцатью двумя тысячными, если вам это интересно. Я видел мертвых кальмаров, капитан, и они не просто пахли аммиаком, они были пропитаны этим запахом. — Тэлли повернулся к Мэннингу. — Это он, Осборн. Он здесь, вне всяких сомнений.