Никогда не
стал бы он возиться с посредственностью, чутье неизменно влекло его к
художнику, пусть сейчас и не признанному, но обладающему индивидуальностью.
Будущее такого художника всегда безошибочно унюхивал пламенеющий нос этого
пьяницы. Торговался он, однако, зверски и, чтобы заполучить за бесценок
облюбованное им полотно, пускался на дикарские хитрости. Он не гнался за
чересчур большими барышами - двадцать, самое большее, тридцать процентов
вполне удовлетворяли его, - стремясь главным образом к быстрым оборотам
своего небольшого капитала; он никогда не покупал картины, если не знал
наверняка, что к вечеру сбудет ее кому-нибудь из любителей живописи. Врал он
к тому же артистически. Остановившись у двери, перед этюдами периода
мастерской Бутена, выполненными Клодом в академической манере, Мальгра молча
рассматривал их несколько минут, стараясь не показать вида, что его забрало
за живое. Какой талант, какое чувство жизни у этого чудака, который попусту
тратит время на огромные, никому не нужные полотна! Красивые ножки девочки и
в особенности восхитительный живот женщины прельщали торговца. Но он знал,
что это не продается, и уже сделал выбор - маленький эскиз - уголок
Плассана, сильно и тонко написанный. Притворившись, что не замечает этого
эскиза, папаша Мальгра как бы случайно подошел к нему и небрежно бросил:
- Что это такое? Один из тех, что вы привезли с Юга? Чересчур уж не
обработано... На те два, что я купил, у вас, все еще не нашлось покупателя.
Он продолжал тянуть расплывчатые, нескончаемые фразы:
- Хотите верьте, хотите нет, господин Лантье, продавать такие работы
очень, очень трудно. У меня целый склад образовался, прямо шевельнуться
невозможно, того гляди что-нибудь опрокинешь! Надо диву даваться, как я еще
тяну! Распродать бы все это, пока не поздно, а то кончишь на больничной
койке... Не так ли? Вы-то меня знаете, сердце у меня куда шире кошелька,
меня так и подмывает оказать услугу талантливым молодым людям вроде вас. Да,
что касается таланта, его у вас хоть отбавляй, я не устаю всем об этом
твердить. Но что поделаешь? На талант никто уже не клюет, да, перестали
клевать!
Он разыгрывал искреннее волнение, потом, как бы поддавшись порыву,
воскликнул с видом человека, совершающего безумие:
- Не могу я уйти с пустыми руками... Что вы возьмете за этот набросок?
Клод продолжал работать, нервно подергиваясь от раздражения. Он ответил
сухо, не поворачивая головы:
- Двадцать франков.
- Как, двадцать?! Да вы очумели! Раньше-то вы продавали мне по десять
франков за штуку... Нынче я и того не могу дать, восемь франков и ни одного
су больше!
Обычно художник сдавался беспрекословно, подобный торг оскорблял, мучил
его; к тому же втайне он был не прочь заработать хоть что-нибудь. Но на этот
раз он заупрямился, накинулся с руганью на торговца картинами, который в
ответ начал поносить его, перейдя на "ты", обзывая бесталанным мазилой и
неблагодарным сыном. |