Уже на первом заседании петербургских «Собраний» был заслушан доклад «Интеллигенция и церковь» (В. Тернавцев), где обосновывался тезис: «Возрождение России может совершиться на религиозной почве»²⁵. Участники «Собраний» называли свое умонастроение «новым религиозным сознанием»: «левая» интеллигенция искала путь к церкви, прощалась с революцией и атеизмом, Чернышевским, Бакуниным, Марксом²⁶. Что касается «правой» консервативно-либеральной части русского образованного слоя, наследников славянофильства и почвенничества, то их вера никогда не ослабевала, ничего «нового» в их религиозности не было. Поэтому выражение «религиозно-философский ренессанс» можно трактовать шире, обозначая им эпоху с 70-х годов XIX века, когда расцветал талант Ф. Достоевского, Л. Толстого, мужала мысль Н. Данилевского, К. Леонтьева, В. Соловьева, Н. Федорова. Центр мирового философствования постепенно перемещался в Россию: на Западе после Гегеля, Шеллинга, Шопенгауэра философия приходила в упадок, господствовать начинала «положительная наука» и ее теория — позитивизм. Русские возрождали интерес к метафизике. Отсюда и термин — «ренессанс».

Очевидец, знакомый с философской жизнью Европы, пишет в своих воспоминаниях: «Рассказывая о Москве довоенного времени с восхищением и тоской, я задаю себе невольно вопрос, не впадаю ли я в эмигрантскую сентиментальность, не переоцениваю ли я значение исчезнувшей эпохи. Мой ответ — и пусть мои европейские и особенно немецкие друзья меня извинят — недвусмысленно: нет! Скажу более того: никогда впоследствии я не встречал более серьезной, глубокой духовной жизни, чем в тогдашней России»²⁷.

Удар по культурному ренессансу нанесли большевики, выславшие за границу наших крупнейших мыслителей, нашу национальную гордость — Н. Бердяева, Н. Лосского, С. Франка, П. Новгородцева, Л. Карсавина, Б. Вышеславцева, И. Ильина, П. Сорокина²⁸. Л. Шестов и П. Струве покинули Россию несколько ранее, С. Булгаков и Г. Федотов — позднее. С. Трубецкой умер до революции. В. Розанов, В. Несмелое, Е. Трубецкой, В. Эрн — в годы революции и Гражданской войны. Г. Шпет и П. Флоренский были расстреляны. А. Лосев прошел через тюрьмы и лагеря, но молчать вынужден был до смерти Сталина. К этому надо добавить десятки менее громких философских имен (М. Бахтин, Д. Мережковский, В. Иванов, Ф. Степун, В. Муравьев, С. Аскольдов, С. Левицкий, Б. Яковенко, Н. Болдырев, Е. Спекторский, В. Зеньковский, Д. Чижевский, Г. Флоровский и другие) — профессоров и доцентов философии, публицистов и богословов — казненных, замученных, сосланных, изгнанных.

К тридцатым годам философские факультеты в России были закрыты. Когда в 1938 году снова стало возможным учиться «на философа», оказалось, что учить некому. На весь факультет в Москве был один профессор, владевший предметом, — Б. Чернышев. В годы войны на него взвалили ошибки в освещении немецкой философии (по этому поводу было принято специальное решение Центрального Комитета партии), и он умер сравнительно молодым.

А изгнанники продолжали свою деятельность за рубежом, писали замечательные книги, влиявшие на развитие западной культуры. Мнение Вышеславцева о творчестве русских мыслителей, оказавшихся в эмиграции: «…Главное и самое лучшее ими сделано уже здесь. Значительная часть произведений была переведена на иностранные языки и ознакомила с нами западную науку.