Лейпунский обещал дать ответ после разговора с Курчатовым. Во время перерыва между заседаниями он сообщил Курчатову о предложении академика и о своих колебаниях

— Соглашайся, Саша, — посоветовал Курчатов. — Сегодня у радиохимиков возможности исследовать ядро, конечно, больше, чем у тебя. А я ушел лишь потому, что сверх головы забот со строительством своего циклотрона. — И, намеренно меняя тему, он сказал: — Доклад твой отличен, ты, как всегда, заглядываешь далеко вперед. Но послушаем Юлия Борисовича. Тебе понравится. Мне кажется, дается новое направление нашим поискам в ядре.

Лейпунскому — на чуткое ухо — почудилось какое-то недовольство в голосе Курчатова. Но сам Курчатов глядел так весело, так радовался, что теперь у них будут встречи не только в Харькове, но и в Ленинграде, что он перестал колебаться. Он сказал Хлопину, что принимает предложение.

После успеха, выпавшего на долю Лейпунского, доклад Харитона о его совместных с Зельдовичем исследованиях воодушевления не породил. Он сводил с небес на землю, брызгал холодной водой на разгоряченные лбы. Цепная реакция в металлическом уране могла бы пойти и на быстрых нейтронах, будь вторичных нейтронов около пяти, но их явно меньше. Медленные нейтроны дают качественно иную картину, но встает трудная задача, как их замедлить. На обычной воде цепная реакция невозможна, водород не только замедляет, но и поглощает нейтроны. Хорошими замедлителями будут тяжелая вода, гелий и углерод, но точные константы замедления и поглощения пока неизвестны, без этого не рассчитать массы урана и замедлителя, при которых пройдет реакция. Всего лучше обогатить натуральный уран легким изотопом, ураном-235, но нет пока никаких эффективных методов обогащения. Цепная реакция в уране будет двух видов: при быстром течении — почти мгновенный, в микросекунды, взрыв с выделением чудовищных количеств энергии. При плавном течении — легко контролируемый, самоподдерживающийся процесс постепенного высвобождения энергии. Главный замедляющий фактор, автоматически поддерживающий стабильность процесса, — тепловое расширение массы урана.

— Толково, деловито, — говорили физики после доклада. — Обстоятельная критика. Кое-что и в смысле перспективы. Но чтобы поражало воображение — нет!

— Как много мыслей! — сказал взволнованный Курчатов в перерыве. — Столько проблем поставлено, столько возможностей раскрыто!

Курчатов знал все это с момента, когда прочел первый набросок статьи Зельдовича и Харитона. Но как в великом художественном произведении, сколько его ни перечитываешь, каждый раз находишь что-то новое, так и эта работа заставляла обнаруживать все новые стороны проблемы. Доклад Лейпунского увлекал. Доклад Харитона заставлял размышлять.

Настроение, возникшее в Харькове, сохранялось и в Ленинграде.

Курчатов предложил Флерову подвести итог опытам по вторичным нейтронам. Отныне Флеров вместе с Никитинской изучают поведение нейтронов в разных смесях урана с поглотителями, а вместе с Петржаком заканчивают — и поскорей — исследование энергии быстрых нейтронов, делящих тяжелый изотоп урана. И нужно воспользоваться фотонейтронами, с которыми работают Голобородько и Лейпунский. Потоки этих нейтронов слабые, зато нет такого разброса скоростей.

— Задание ясно? Идите отдыхать, Георгий Николаевич.

Как всегда, это означало — идите работать.

8

Загрузив сотрудников, сам Курчатов собирался снова с головой окунуться в циклотронные хлопоты. Внезапное изменение международной обстановки спутало планы. На Карельском перешейке начались военные действия. Ленинград, превратившийся в прифронтовой город, узнал, что такое затемнение. Ефремов, душу вкладывающий в изготовление 75-тонного магнита для циклотрона, разводил руками: «Что я могу сделать, Игорь Васильевич? Приказано всю гражданскую программу временно отставить».