Послышался булькающий звук и кашель без дыхания.
- Это рабочий сцены, - сказал мужчина. - Я думаю, он подавился ириской. Он вечно жует их. Видимо, она застряла в горле, и вытащить ее никак не удается.
- Вы вызвали "скорую"?
- Да, но посмотрите на него, он же весь посинел! Не знаю, успеют ли они. Она откинула голову пострадавшего и ощупала горло.
- Да, какое-то препятствие. Я тоже не могу его извлечь. Дайте мне короткий острый нож - простерилизованный. Быстро!
- Сию минуту, мэм.
Она осталась одна. Пощупала пульс сонной артерии. Положила руки на напряженную грудь больного, откинула его голову еще больше назад и ощупала горло.
Прошла минута с небольшим. Звук поспешных шагов.
- Вот... мы вымыли лезвие спиртом...
Она взяла нож в руки. Лезвие спиртом...
Вдалеке послышалась сирена скорой помощи, но она не была уверена, что врачи успеют вовремя.
Поэтому она проверила нож кончиком пальца, исследовала шею человека, а затем повернулась к тому, чье присутствие ощущала рядом.
- Не думаю, что вам стоит смотреть. Я собираюсь сделать ему срочную трахеотомию. Это неприятное зрелище.
- Ладно, я подожду за дверью.
Удаляющиеся шаги...
Она разрезала.
Вздох, затем поток воздуха. Затем мокрота... пузырящийся звук.
Она повернула голову больного. Когда врач "скорой" появился в двери сцены, ее руки снова лежали спокойно, потому что она знала: человек будет жить...
- ...Шэлотт, - сказала она врачу, - Элина Шэлотт, Стейт Психик.
- Я слышал о вас. Но вы...
- Да, но людей я читаю лучше.
- Да, вижу. Значит, мы можем встретиться с вами в Стейт?
- Да.
- Спасибо, доктор. Спасибо вам, - сказал менеджер.
Она вернулась на свое место в зрительный зал.
Последний занавес. Она сидела, пока зал не опустел.
Сидя здесь, она еще чувствовала сцену.
Сцена для нее была центральной точкой звука, ритма, чувства, движения, некоторых нюансов света и тьмы - но не цвета: это был центр особого рода блеска для нее: место пульса, конвульсия жизни, через призму страстей и восприятий; место, где страдающий, способный и благородный страдал благородно; место, где даровитые французы ткали легкую ткань комедии между столбами идей; место, где черная поэзия нигилистов продавала себя за доступную цену тем, кто над ней насмехался; место, где проливалась кровь, и крики имели приличную дикцию, а песни звенели, и где Аполлон и Дионис ухмылялись из-под крыльев, где Арлекин постоянно ухитрялся извлечь капитана Спецфера из его штанов. Это было место, где любое действие можно было имитировать, но где над всеми действиями реально стояли лишь две вещи: счастье и горе, комическое и трагическое, то есть любовь и смерть две вещи, называемые человеческими состояниями. Это было место героев и не вполне героев. Это было место, которое она любила. Она видела там только одного человека, лицо которого она знала. Он шел по поверхности этого места, осыпанный символами... Поднять руки против моря смут, злой встречи в лунном свете, и обратить это в их противоположность, призвать силу мятежных ветров и создать ревущую битву между зеленью моря и лазурным сводом... Какая же это искусная работа - человек! Источник нескончаемых способностей, форм, движений!
Она знала его во всех его ролях, того, кто не мог бы существовать без зрителей. |