— Пить… — попытка встать. — Что у меня со связками? Почему я начала басить?

— Вот, попей, — встрепенулась сиделка, протягивая стаканчик из тонкого стекла. — А со связками, слава богу, у тебя, голубчик, всё в порядке.

Взгляд падает на свою руку, и она… вроде обычная… резко разжимается. Стакан со звоном летит на пол, позвякивая осколками по кафелю.

— Осторожнее надо… эх… сейчас уберу… — вздыхает сиделка.

«Что это?» — испуганный женский вопль в голове.

«Вот мне тоже уже интересно, что это? Тело моё, а я пальцем пошевелить не могу…»

«Как это?»

«В голове постоянно бабские вопли…»

«Не бабские! А женские!»

«Да веришь? Мне как-то глубоко насрать!»

«Хам!»

«Ещё и моим телом управляют помимо моей воли…»

«То есть как — твоим? А моё где?»

«Хороший вопрос…»

«Я умерла? Я не хочу умирать!»

«Прекращай истерить. Ты или мой бред, или хз что, но я не в лучшем положении. И всё это даже неважно… лучше прекрати истерики и прислушайся к тому, что здесь говорят…»

— Ну что же, пора уже и ходить потихоньку, — внимательно наблюдая за реакцией пациента, «порадовал» врач.

— Я хотела бы увидеть папу…

— Ну, и позвони ему, это раз. А второе, — Юле показалось, что в глазах врача промелькнуло тщательно скрываемое понимание происходящего, смешанное с ликованием, — если у тебя проблемы с ориентацией, не стоит их афишировать…

— Извините… — растерялась Юля, не зная, что и сказать на подобное.

В ответ мелькнула пола халата за закрывающейся дверью.

«Мне показалось, или он обо всём знает, но его это устраивает, и он молчит?» — мысленно спросила Юля.

«Не знаю… кажется, я скоро исчезну… я словно растворяюсь… но я не хочу…»

«Эээ… не смей! Что я буду делать в тебе? Я не умею так жить!»

«Я не понимаю, что со мной… с нами…»

Осторожно Юля немного приподнялась. Волной накатила слабость, и мир закружился, но вскоре удалось даже встать на ноги и неверной походкой добрести до окна. Территория клиники оказалась на удивление просторной и ухоженной. Перед зданием располагался довольно уютный скверик, резкие тени от причудливо подстриженных кустиков и деревьев падали на сырые после ночного дождя дорожки. Открыв ведущую на террасу стеклянную дверь, она ощутила дуновение свежего ветерка. Слабость ещё давала о себе знать: довольно сложно было сфокусироваться. Однако в отдалении, между деревьев, что-то привлекло её внимание. Присмотревшись, Юля увидела — не просто ограждение, а именно высокую, неприступную стену с вьющейся поверху спиралью колючей проволоки.

«Это что, изолятор элитной тюрьмы?» — по привычке обратилась она к внутреннему голосу. Но ответом послужила тишина.

Весь следующий день Юля пыталась докричаться до неведомого собеседника, но ответа так и не последовало. И ей стало страшно. Впервые в жизни настолько страшно. Она поняла, что, выйдя из больницы, не знает, куда идти, и что делать. Она даже не знает теперь своего имени… то есть, имени того, кем стала. Да и в целом возникли сомнения в том, что отсюда удастся выйти не вперёд ногами.

В соседней палате Коля мучился той же дилеммой.