— Хавьер — мой сын? — медленно проговорила София.

Ей показалось, что ее душа оторвалась от тела.

— Хавьер — ваш сын, — подтвердила Соледад и начала выть, как раненое животное.

София поднялась на ноги и стала у окна, глядя, как на пампу спускаются сумерки.

— Хавьер и есть Сантьягито? — спросила она, не веря и не желая верить.

Она вдруг увидела его маленькие ручки и ножки, его нос пуговичкой, тот, который она поцеловала в последний раз. У нее во рту разлился соленый вкус. Она смотрела на свое отражение в окне, пока боль не стала такой сильной, что все поплыло у нее перед глазами.

— Сеньор Пако и я — о, конечно, еще Антонио — единственные люди, которые знают правду. Ваш отец не хотел, чтобы об этом стало известно сеньоре Анне. Но вы имеете право знать правду. Вы его мать. Если вы захотите признаться во всем Хавьеру, я не остановлю вас. Возможно, ему надо знать, кто его родители. И то, что он Соланас.

Глава 47

София выбежала из парка, оставив рыдающую Соледад одну в спальне. Было уже почти темно. Она не знала, что собирается сказать ему при встрече. Однако ей было необходимо увидеть его и поговорить с ним. Разве это не святое право ребенка знать, кто выносил его? София уже видела, как раскрывает ему объятия и вдыхает запах его кожи.

— Мой сынок, Сантьягито, я потеряла тебя много лет назад. Я думала, что никогда не увижу тебя снова.

Слезы перестали литься у нее из глаз, и она ощутила небывалую легкость. Это было словно наваждение.

За конюшнями она различила свет костра. До нее донеслись звуки гитары, которые становились все громче по мере того, как она приближалась к сидевшей вокруг костра компании гаучо. Они смеялись и пели, и на их лицах играли отблески огня. Она резко остановилась, став за деревом, чтобы получше рассмотреть их. София напрягла зрение, выискивая сына. И она увидела его. Он сидел между Пабло и другим мужчиной, которого София не знала. Он пел вместе со всеми. Иногда на лице Хавьера появлялась улыбка, и его белые зубы блестели в темноте. Она не могла рассмотреть его как следует, поэтому ей трудно было решить, на кого он больше похож, на нее или на Санти. Она не помнила его, и в отчаянии напрягалась, восстанавливая его черты.

Вдруг из домика вышла худощавая женщина, которая несла на подносе еду. Под ее ногами путалась тощая собака. Почуяв присутствие чужого человека, собака начала лаять и направилась в ее сторону, став похожей на готового напасть дикого кабана. Женщина посмотрела туда, где стояла София, сказала что-то мужчинам, и те вскочили на ноги, хватаясь за кинжалы. У Софии не было выбора, и она вышла из укрытия, пристыженная тем, что ее застали врасплох. Все перестали петь.

Хавьер подошел к ней первым.

— Добрый вечер, сеньора София. С вами все в порядке? Вы что-то хотели? — вежливо обратился он к ней, с любопытством вглядываясь в ее лицо.

Она внимательно следила за его манерами и жестами. Он был темноволосым, как она, и широкоплечим, как его отец, с хорошей осанкой. Его колени были немного вывернуты, как у Санти, но он провел всю жизнь в седле, так что в этом не было ничего удивительного. Хавьер стоял и ждал, когда она заговорит. София уже собиралась сказать ему о том, что она его мать, но не могла вымолвить ни слова. Она взглянула ему через плечо, заметив, что он прекрасно чувствует себя в компании других гаучо. Он не знал правды, но ничего не терял. Он был частью этого поместья. Это ощущалось во всем. Она же утратила чувство принадлежности к нему, и это разделяло их больше, чем недоговоренность и время. Какая ирония судьбы! Он был в поместье, которое его мать навсегда вычеркнула из памяти. Она поняла, что было бы верхом эгоизма в одночасье разрушить его мир, который давал ему покой и уверенность в завтрашнем дне.