Тридцатого декабря позвонил Денис.

– Мы тут решили встретить новый год всей семьёй, – сказал он. – Я со своими, ну, и отец со Светланой. У отца все соберёмся. Ты как – придёшь?

Признаться, у меня чуть потеплело на душе – просто от самого факта приглашения. Но тут же закралось сомнение, всё портя:

– А ты от себя звонишь или по просьбе отца? Потому что он меня не звал.

– Вообще-то, от себя, – ответил брат. – Честно говоря, с отцом насчёт тебя я не говорил и не знаю, против он или нет.

Едва блеснувшая радость померкла.

– Ну, тогда и говорить не о чем, – вздохнула я. – Да я и сама толком не знаю, хочу я приходить или нет.

– А ты сама позвони отцу, – предложил Денис.

Легко сказать – позвони! А вот как решиться набрать свой старый домашний номер после всего, что случилось? Может, отец и слышать меня не захочет. Да и мне, честно говоря, после его пьяных звонков с угрозами было не по себе снова вскрывать эту рану. Но образ семейного праздника так ностальгически манил, грустно улыбаясь мне издали, что мне хотелось всем всё простить – хотя бы ради самой себя, чтобы яд обиды не подтачивал душу.

И я, собравшись с духом, набрала номер. Шагая с работы под снегопадом, я слушала гудки в мобильном, а мои новые белые сапоги скрипели по пушистому покрывалу, блестевшему в свете фонарей. Трубку могла взять и Светлана, чего мне не очень хотелось, но – что поделаешь…

– Да.

Это был сам отец. Ощущения – будто разрез по едва зажившему.

– Привет, пап…

На том конце линии – жутковатая пауза. Скрип моих шагов, блеск снежинок на пушистом воротнике моей дублёнки.

– А, это ты, – проговорил отец.

Судя по голосу, он был не особо рад меня слышать, а может, мне это и мерещилось. Во всяком случае, тон мне показался не слишком приветливым.

– Да, я… С наступающим тебя, – сказала я. – Мне тут Денис звонил… Сказал, что вы все вместе Новый год встречать будете. Я могу прийти?

– Ну, приходи, если хочешь, – подумав, ответил отец. И тут же добавил: – Только без этой своей… подружки. Это семейный праздник, и посторонних нам как бы не надо.

Снег грустно ложился мне на плечи, а боль вскипала на дне души, глухо рокоча.

– Прости, пап, такой вариант для меня неприемлем. Эта, как ты её называешь, подружка – родной мне человек, моя половина, без неё я – никуда. Видимо, ничего не срастётся. Но во всяком случае – ещё раз с наступающим. Здоровья тебе… и всего самого хорошего.

Вот и поговорили… Вечер окутывал меня морозным сумраком и печалью, хотелось поскорее из них вырваться и прильнуть к тебе, тёплой и родной. Проходя мимо зеркальной двери магазина, я приостановилась. Тёмно-синяя дублёнка, отражаясь в желтоватой поверхности, казалась зелёной и чем-то походила на шубку Снегурочки. Белые сапоги и такая же сумка, на голове – белый пушистый берет из ангорской шерсти, а лицо – серое, с пустыми и тусклыми глазами… Неужели эта усталая женщина – я?

Хорошо, что ты этого не могла видеть…

Впрочем, это не мешало тебе меня чувствовать – все нюансы моего настроения. Уже по тому, как я вошла в квартиру, ты определила:

– Устала, птенчик? – И предложила: – Хочешь, ванну налью?

Скинув дублёнку с плеч и сняв берет, я встряхнула волосами, ощутив слабый остаточный шлейф аромата своих духов.