А что? Прислуга – тоже люди. И тоже днем устают. А я вполне могу соковыжималку сама включить. Так ведь?
А мама на следующий день врача позвала.
Павлик-павлин еще чего-то бормотал и даже за руку снова взял. Я не слушала – думала. Как же все изменилось! Вроде я дома… дома, а радости от этого?
На яхте покататься? В Монте-Карло деньги побросать? Склеить красавца с мускулами? Или считать свои цацки с бриллиантами? Папы дома нет, у папы банковский кризис. А мама… с мамой не поделишься. Да и с моими «подружками» тоже.
С ума сойти. Мне что, теперь все время жить так?
Днем шмотки-процедуры-диеты, а вечером приемы-тусовки-жиголо-болтовня-ни-о-чем? А если что не так, то по мою душу опять заявится дядечка-психолог?
Я так не могу…
* * *
– Вам плохо? – Голос моей охранницы (надо ж было назвать этот ходячий шкаф Любовью, а?) был негромким – хотя при желании она запросто перекрыла бы вопль раненого дракона – и деловым, как у всех секьюрити.
– Что?
– Вам плохо? – повторила Люба. – Может быть, вы хотите покинуть это место?
Павлин тоже забеспокоился:
– Дорогая, вы устали?
Ох какой заботливый… интересно, сколько ему папа отвалил? И сколько б еще обломилось, если б он таки заморочил мне голову? Спросить, что ли? Так ведь не скажет.
– Устала. Люба, Иванна, домой. Пока, Павел.
Я так устала…
– Люба, Иванна… поезжайте во второй машине, а? Я хочу побыть одна.
Охранницы переглянулись:
– Мы…
– Простите, Александра Игоревна, мы не имеем права.
– Папа не узнает!
– Мы не имеем права.
Как с роботом говоришь. Папа нарочно мне в охрану не мужиков понабрал, с ними-то я общий язык находила, а женщин. И таких… надрессированных, причем все явно за тридцать и внешностью – не то коммандос, не то завуч в школе. В смысле спорить без толку.
– Да не похитит меня никто. Выдумки все это.
Молчат. Но не согласны, видно.
– Ну хотите, я папе скажу вам зарплату повысить?
– Что случилось-то? – вдруг вполне по-человечески спросила та, которая Люба.
– Ничего. Просто я хочу побыть одна. Без камер и всего такого. Хоть поплакать спокойно!
Мои секьюрити опять переглянулись.
– Езжай-ка ты, Люба, с парнями, – вдруг сказала та, что повыше – Иванна. – А я на переднее сиденье сяду, Александра Игоревна. Перегородку поднимете, затемнитесь и… отдыхайте спокойно.
* * *
Розы пахли замечательно. Темно-вишневые, бархатные. Смотрела б и смотрела. Только записка портила дело: «Прекраснейшей от сраженного вашей несравненной красотой Павла». Вот настырный. Я скомкала записку и отфутболила в угол беседки – к целой груде глянцевых журналов. Мура к муре, все справедливо.
Тихо прошуршал песок. Охранница.
– Александра Игоревна, какая форма одежды сегодня?
– Что?
– Куда вы едете вечером? В клуб, на прием к Ваниным или на презентацию «Данс-вамп»? Что надевать?
Какая разница? Как ни рядись моя охрана в модные тряпочки, лиц не спрячешь – у всех физиономии Терминатора. |