|
Мы оказались в просторной непритязательной комнате. Питер раздвинул занавески и впустил свет. Почти всю левую стену занимала кровать и тумбочка с блокнотом, будильником и большой свечой. В сравнении со скромным окружением кровать впечатляла размерами: двуспальное ложе, застланное свежими зелеными простынями, с двумя пухлыми подушками в ослепительно белых наволочках. К стене в ногах кровати был вплотную придвинут обширный письменный стол. Желтые занавески обрамляли окно над столом. Рядом гнулись под тяжестью десятков томов полки встроенного книжного шкафа. Некоторые названия были знакомы по Лилиной библиотеке: «Основания математики» Уайтхеда и Рассела, «Элементы» Эвклида, «Математическая мысль от древности до наших дней» Морриса Клайна, «Арифметические исследования» Гаусса. И там же, поверх собрания желтых томиков «Потерянных записных книжек» Рамануджана бочком лежала книга, с которой я была на ты, — «Апология математика» Харди. После смерти Лилы я взяла ее «Апологию» себе.
Обставленная непритязательно, почти спартански, комната радовала глаз веселыми красками. Даже бетонный пол был выкрашен в голубой цвет, а у кровати лежал ярко-красный с желтыми узорами тканый коврик. В дальнем правом углу, за круглым столом с одним-единственным плетеным стулом, приютилась импровизированная кухонька: пожилой холодильник, газовая горелка и на подставке медный таз для умывания. — А когда я здесь обосновался, электричества и в помине не было, — заметил Мак-Коннел. — Несколько лет без него обходился. Я углядела на столе сотовый телефон. — Шагаете в ногу со временем? — Уступил грубому насилию. Компании, с которой у меня контракт, необходимо, видите ли, иметь возможность связываться со мной. Представляете? Настаивают еще и на электронной почте, но пока я отбиваю атаки. Он сходил на крыльцо за ведрами, достал из шкафчика два стакана и в оба налил ковшиком воды. Вода была холодной, с легким металлическим привкусом и слабым запахом травы. — Садитесь, пожалуйста, — сказал Мак-Коннел. Я огляделась. В комнате имелся только один стул, тот самый, что стоял у стола. — Простите. Ко мне редко кто приходит. Он принес стул и поставил рядом с кроватью. Я села, плетеное сиденье подо мной заскрипело. Сам Мак-Коннел уселся лицом ко мне на кровать. — По сути, за четыре года вы мой первый гость. — А кто был последним? Он помедлил. — Одна местная женщина. — Можно узнать, зачем она приходила? — Она хотела ребенка. Я сказал, что слишком стар для этого. — Вам же всего пятьдесят, — удивилась я. — У меня уже есть сын. — По-вашему, одного довольно? — Было время, я мечтал о трех или даже четырех. Но на этом фронте я потерпел поражение. Некоторые ошибки не стоит повторять. — Он печально усмехнулся. — А единица — прекрасное, в принципе, число. Самодостаточное. Факториал единицы — единица, квадрат единицы — единица, куб единицы — единица. Она и не простое число, и не составное. Первые два числа последовательности Фибоначчи — единицы. Она — пустое произведение: любое число, возведенное в нулевую степень, равно единице. Могу поспорить, единица — самое независимое из чисел, известных человеку. Никакое другое число не способно на то, что может единица. — Последовательность натуральных чисел всегда начинается единицей, — вставила я. — Вы время даром не теряли. — Вычитала в дневнике у Лилы. Гипотеза Коллатца. По мнению Эрдёша, «математика еще не готова к решению таких задач». Питер отхлебнул воды, утерся тыльной стороной руки. |
