Теперь Роберт обернулся к ней. От этого пристального взгляда ее слегка передернуло. Он резко сказал:
— Если бы я хоть на секунду подумал, что ты способна… Это в такой же степени мой ребенок, как и твой, Шарон, и если бы я считал, что ты сделаешь что-то, что может повредить ему…
Шарон трясло, когда она его слушала. Она нисколько не сомневалась в том, что Роберт потребует от них обоих «поступать правильно», — такой он был человек. Но интонация, с которой он взволнованно говорил ей, что ребенок — плод их страсти — так же дорог и ему, внезапно приоткрыла в его душе нечто, о чем она никогда не подозревала.
О, конечно же, Шарон знала, как внимателен он к членам своей семьи, но ей совершенно не приходило в голову, что эти чувства могут распространяться и на ребенка, который был зачат или по прихоти слепого случая, или по воле рока.
— Нам надо будет поговорить с твоими родителями, — услышала Шарон, — а после — с моей матерью.
— Мы?.. Нам?.. Им придется все рассказать… — с убитым видом прошептала она.
— Да, — тихо ответил Роберт. — Или, по меньшей мере, почти все. Предупреждаю тебя, моя непредсказуемая невеста, не только ради твоего благополучия, но и ради нашего ребенка, что есть кое-что, о чем никому рассказывать не рекомендуется.
Сердце у нее тяжело забилось.
— Что… Что ты имеешь в виду? — Губы Шарон пересохли от дурного предчувствия.
— Они никогда не должны… Ни у кого никогда не должно возникнуть причины усомниться в том, что наш малыш… Что за нашими отношениями может скрываться что-то иное, кроме любви.
— Любви? — Шарон дико уставилась на него. — Но в это никто не поверит. Они все знают о моих чувствах к Фрэнку.
— Они все знают, что ты по-детски втюрилась в моего брата, — холодно поправил ее Роберт.
— Я не могу изображать, что влюблена в тебя. Никто мне никогда не поверит.
— Не поверит? Тогда тебе придется придумать что-нибудь, вести себя так, чтобы поверили. Если, конечно, ты и в самом деле не хочешь, чтобы наша история всплыла без прикрас… в своем натуральном виде.
— Нет! — встрепенулась Шарон как ужаленная, густо покраснев.
— Нет? — ехидно откликнулся он. — Боюсь, дорогая, тебе предстоит раз и навсегда в жизни сделать выбор. Или ты изображаешь, что любишь меня, или рискуешь тем, что каждый, кому только ни лень, может поинтересоваться, почему это, если мы не любим друг друга, у нас появился ребенок. Наверное, есть смысл остановиться на меньшем из двух зол.
— Фрэнк никогда не поверит, что я полюбила тебя, — лихорадочно попыталась парировать Шарон.
— Он слишком занят своей женой и собственной жизнью, чтобы копаться в твоей. Посмотри правде в глаза, девочка. Что бы ни происходило в твоей жизни, Фрэнка это мало интересует, разве что как кузена, и если что-нибудь…
— Он только рад будет, если я со своей любовью оставлю его в покое. Знаю… Ты мне уже это говорил.
— Сегодня вечером твои родители дома?
— Да… Я думаю, да, — ответила Шарон, пытаясь разобраться со своими путающимися мыслями. С одной стороны, ей хотелось обратить время вспять, чтобы все было как прежде, но если бы это было возможно… Значит… Она непроизвольно положила руку на живот. Ее вновь поразило, как сильно и как быстро привыкла она к мысли о ребенке.
— Хорошо. Нам нужно поговорить с ними как можно скорее. Я думаю, поскольку всем известно, что в семье только что была пышная свадьба, нам простят нашу спешку. |