— Не радуйся, я еще вернусь. Где ключи? Ладно, сам найду.

Иван оставил ее на несколько часов. Приехал поздно вечером. К сожалению, лучше Алёне не стало, она так же мучилась тошнотой, рвотой и невыносимой головной болью. Была бледная и вялая.

Откровенно говоря, возвращение Шаурина Алёну не очень обрадовало. Было бы легче пережить все одной. Не очень удобная у нее болезнь. Лейба ворчала, порыкивала и огрызалась. Ванька терпел, не обращал на эти взбрыки внимание. Заставил ее выпить какие-то таблетки. Она проглотила все, не спросив названия, — пусть успокоится. Ваня все знает. Как пить дать, у кого-то проконсультировался.

— Ваня, бли-и-ин, мне так плохо, — в очередной раз захныкала Алёна, — езжай домой, я отлежусь, потом приеду к тебе. Дай мне самой поболеть.

— Не дам. А как же — и в горе, и в радости? Как ты дальше со мной жить будешь? Съезжать во время болезни? Я переживаю, беспокоюсь, так что имей совесть – болей молча, не возмущайся.

Алёна невесело рассмеялась. Кажется, ей стало лучше. Она заснула. Отключилась, как только перестала болеть голова.

Ваня устало потер лицо и поднялся с дивана. На столике недопитый чай, недопитый морс, сухари с изюмом. Отнес все это на кухню. Сложил Алёнкины вещи аккуратной стопкой на кресле. Они валялись около дивана. Ее бросало то в жар, то в холод. Она то натягивала теплую кофту и куталась в одеяло, то скидывала с себя все, задыхаясь от духоты. Это так страшно — видеть, как родной человек мучается, страдает и ощущать себя бессильным, потому что ничем не можешь помочь.

Он укрыл ее плечи, положил ладонь на лоб. Прохладный. И лицо покрывал естественный румянец. Теперь уж точно придет в себя. Теперь ей нужно просто выспаться.

Когда Алёна проснулась, знала, что проспала недолго, может быть, час. А как будто целую ночь.

Мягкий свет торшера сочился из угла комнаты. Тихо работал телевизор. Шел какой-то старый фильм. Добрая советская комедия. Алёна смотрела на Ваньку. А Ванька смотрел в «голубой экран». Его губы изогнуты в полуулыбке, и сам он — средоточие спокойствия и умиротворения. Вдруг стало стыдно за себя. За свое поведение.

— Вань, ты что-нибудь ел?

Он повернулся к ней, и лицо его сразу изменилось. В глазах снова мелькнула тревога.

— Да.

— Точно?

— Точно.

— Я себя ужасно вела?

— Отвратительно.

— Оштрафуешь?

— Депримирую.

Алёна улыбнулась, выбралась из-под одеяла, переползла на другой конец дивана и уселась к Шаурину под бок. Он обнял ее за плечи, и она, прижавшись к нему, устроилась поудобнее.

— Хочешь что-нибудь?

— Хочу, но не буду, — поморщилась. Только-только желудок успокоился, боялась, что снова все всколыхнется. Лучше подождать до утра, поголодать немного.

— Завтра составлю тебе расписание. Будешь есть по графику, пить по графику, таблетки принимать по графику…

— Секс тоже по графику? — ухмыльнувшись, перебила Алёна.

— Всенепременно. Твое состояние – это не только последствия стрессовой ситуации последнего месяца, как ты говоришь, это потому что все у тебя как попало. Потому что ты такая. Если тебе не напомнить, ты и поесть забудешь. Вообще не понимаю, как так может быть.

— И так далее и тому подобное.

— Именно.

— Видишь, как тебе весело со мной, а то бы умер от тоски.

— Да что ты, какая тут тоска. С тех пор, как ты появилась, у меня в жизни все через ж… Каждый день новая задача.

— Вот что ты врешь! — Алёна возмущенно оттолкнулась от него.

— Ни капли. Сама никакая, болеешь, но дух противоречия в тебе ничем не убить. Он живуч и бодр.

ГЛАВА 26

Они стояли на причале, уютно прижавшись друг к другу.