— На какой случай? — вскричала она. — На какой такой случай?!
— Я разве давал тебе повод во мне сомневаться? — с непрошибаемым спокойствием просил Иван. — Я всегда с тобой, везде с тобой. Не понимаю, чего ты завелась. Глупости какие-то.
Алёна вздохнула. Нервно поправила волосы.
— Если это не ответочка, не игра с твоей стороны, то хоть бы слова другие подбирал, не повторял мои. Ты уже имена для наших детей придумал! И тут на тебе — «всякий случай» у него появился! — Она круто развернулась и ушла в спальню.
Эта ссора разыгралась через пару дней после разговора на причале. Алёна совершенно случайно заметила у Ваньки в кошельке презерватив. В одном из отделов под прозрачной пленкой. Разумеется, и речи не шло о том, чтобы промолчать. В голове сразу возникло множество не очень приятных предположений. Она хотела избавиться от них, но Шаурин почему-то своими ответами только укреплял ее сомнения.
Ваня, конечно, не стал отсиживаться в кабинете, а через некоторое время пришел следом. Алёна была уже в джинсах и возилась с кофтой, пыталась вывернуть ту на лицевую сторону, но путалась в рукавах.
— Не понимаю, чего ты взволновалась. Он лежал у меня в бумажнике еще до того, как мы с тобой отношения начали. Я и думать про него забыл. Лежит и лежит. И не стоит придавать этому большое значение.
Ваня шагнул к ней, но она отшатнулась. Натянула кофту, вытащила из горловины волосы.
— Думаешь, я не понимаю, что ты делаешь? А не заигрался ли ты в своем стремлении направить меня по пути к просветлению?
— Тебя презерватив смущает? Нет презерватива – нет проблем. Раздевайся.
— Меня смущает другое, — резко сказала она. — Может стоит, наконец, позволить мне любить тебя так, как я умею, а не требовать, как тебе того хочется. Почему ты решил, что у тебя есть такое право? Я же от тебя ничего не требую. Не учу тебя, не выворачиваю тебе мозги наизнанку! Знаешь, почему тебе со мной в кайф? Потому что я не нарушаю твоего гребаного личного пространства! Потому что оно у тебя есть! Потому что я принимаю тебя, таким, какой ты есть, а не пытаюсь тебя сломать!
— Точно принимаешь?
— Все проблемы у нас из-за тебя! Все претензии — ко мне у тебя! — Она почти кричала, изредка тыкая в Ванькину грудь указательным пальцем. — Это ты не можешь меня принять! Поэтому все проблемы! Так, может, тебе с собой разобраться? Если тебе так трудно со мной… — раскинула руки. — Нам действительно надо подумать, как быть дальше. Серьезно подумать. И что-то решить.
— Совершенно с тобой согласен. Я так понимаю, ты собираешься подумать в одиночестве. Хорошо. Только я не скажу тебе: иди подумай, придешь, когда будет, что сказать. Два дня у тебя. И за эти два дня, пожалуйста, придумай, что мне сказать. Реши свою задачку.
— Ты, я смотрю, свою решил. — Подавленно прижалась спиной к шкафу. Скрестила руки на груди.
Алёна злилась, но злость та была беспомощная и отчаянная. Она не давала сил, чтобы действовать. Она разрушала. От одной мысли, что Шаурин может ей изменить, не просто земля из-под ног уходила, жизнь из рук валилась.
— Два дня у тебя. А я свою решил. — Притянул Лейбу к себе. Она оцепенело поддалась. У нее не было сил сопротивляться. — Потому что ты моя женщина. И я тебя знаю, как себя. — Тронул ее лицо, приподнял за подбородок, заставив посмотреть себе в глаза. — Когда ты в плохом настроении, то красишь губы яркой помадой. Любишь писать от руки, если тебе нужно сосредоточиться. И когда сильно волнуешься, то заикаешься. Я знаю твой менструальный цикл. И лифчик ты не любишь носить, потому что он тебя стесняет. И еще много всякой хрени я про тебя знаю.
— Вот тут ты не угадал, — хмуро проговорила она. — Про лифчик. |