За все эти годы я стала относиться к своему мужу куда лучше, чем в самом начале. Я взяла себе за правило не обижаться на него и стараться на все, что он делал для меня хорошего, отвечать так же хорошим. В итоге, он сам начал мне многое разрешать. Вначале долго метался от чувства вины, что держит меня в клетке, потом сдавался и разрешал. Единственное условие — он должен быть рядом.　

Сейчас он смотрел на меня и выглядел очень довольным. Ну, прям до безобразия довольным. Таким довольным быть просто неприлично. Я огляделась, убедилась, что никого поблизости нет, и побежала к нему. Он несколько удивленно меня сцапал. Я редко себя так веду. Он иногда спрашивал, люблю ли я его, а я молчала, потому что сама этого не знала. Дарилла мне привезла также письмо от господина Зуваруса. Он писал, что у него все хорошо. Он служит жрецом в небольшом деревенском храме. К нему относятся просто отлично, совсем не так, "как он того заслуживает". Дарилла от себя заметила, что выглядит он хорошо и живет неплохо. От этой новости я испытала облегчение.　

Аршавеше тогда был сильно недоволен. Он неохотно признал, что ревнует и его посещают навязчивые мысли, что я люблю этого "святошу". Я любила господина Зуваруса, но не такой любовью. И я испытывала перед ним огромную вину. Но на его прекрасные чувства мне нечем ответить. Это наагасаха слегка успокоило. Он еще ворчал, что это за любовь, когда даже объект любви удержать не способен. Я пожала плечами. Все любят по-разному. Кто как может, тот так и любит. Кто-то готов ради своей любви пожертвовать собственным счастьем, а кто-то готов убить возлюбленного, не добившись взаимности.　

— Я скучал-сссс, — медленно протянул Аршавеше, склоняясь к моим губам. Его черные глаза голодно сверкнули.　

Я смутилась. Меня всегда смущало это его "скучал".　

— Я тоже, — еле выдавила я.　

Такие признания всегда выходят у меня с большим трудом. Я дико стесняюсь признаваться в подобном. Он легко меня поцеловал и озарил своей довольной улыбкой.　

— Я тебя забираю, — сообщил он.　

Я кивнула, показывая, что понимаю это.　

— Совсем забираю.　

Я удивилась.　

— Не хочу пять лет ждать, — капризно заявил он. — Три года прошли и даже больше, поэтому… — он красноречиво замолчал, а у меня вспыхнули уши. — И ты меня извини, но я даже попрощаться тебе не дам.　

И потащил меня к выходу. А я мучительно соображала, правильно ли я его поняла. Ведь наагашейдиса, сказала три года никаких… Других сроков про три года я не помню. Он что точно решил? А меня спросить? Я беспокойно завозилась. И замерла. Внутри меня зверь радостно зарычал. Идея ему нравилась, и я расслабилась. В конце концов, я ничего против не имею. Главное испытание ждет моего параноидального супруга. Посмотрим, как он это перенесет.

11 месяцев спустя　

Наагасах Аршавеше был бел, как мел, глаза расширены от ужаса. Чтобы не упасть, ему приходилось придерживаться за стеночку. При этом он еще пытался прислушиваться к звукам, доносящимся из комнаты. В который раз в жизни он начинает понимать своего деда. Сейчас там, за дверью его жена рожает, а он стоит здесь и весь трясется от осознания того, что же он наделал. Как и его дед в свое время, он решил присутствовать при родах, хотя Таюна была категорически против. Через полчаса после начала схваток, наагалейя Рушана, которая принимала роды у самой наагашейдисы, выставила его за дверь.

Раньше его всегда немного забавляло, как его дед, бледный и виноватый, ползал перед дверью и царапал стены от безысходности. Сейчас он готов делать то же самое. Из-за двери раздался глухой стон. Наагасах побледнел еще больше и покачнулся.