Она там уже долго мучается. А вдруг это ее убьет? Эта мысль постоянно его терзала. И зачем ему нужен был этот ребенок? Перед глазами встала жена. Такой, какой она была в последнее время. Маленькая, круглая, бесконечно улыбчивая и мягкая. Она так ждала этого ребенка, так радовалась, когда он двигался внутри.　

Три недели назад с ним говорил дед. Он, видимо, пытался подготовить его к тому, что его ждет. И старался отговорить присутствовать при родах. Потом с ним говорил отец на ту же тему и опять пытался отговорить от присутствия при родах. Он пошутил, что это уже традиция. Наагашейд пытается отговорить своих сыновей от этой глупости, те его не слушаются, а потом сыновья пытаются отговорить уже своих сыновей и зятьев от этой ошибки. Но никто никогда не слушается.　

Раздался надрывный плач ребенка. Наагасах вздрогнул и стек по стенке на пол. Там он и сидел, пока дверь не отворилась и в коридор не выглянула девчушка, помогающая наагалейе Рушане. Обнаружив его на полу, она ничуть не удивилась.　

— Вы можете войти, — сказала она.　

Встать он смог не с первого раза. Хвост дрожал, его ощутимо вело из стороны в сторону. В комнате был полумрак, у кровати суетились три молоденьких нага, тоже помощники наагалейи. Сама наагалейя стояла немного в стороне со свертком в руках. Он быстро нашел глазами свою жену. У нее был измученный вид, лицо покрыто испариной, под глазами большие темные круги.　

— У вас родился сын, — сообщила ему наагалейя.　

Он столько времени ждал рождения своего ребенка, а сейчас и слышать про него не хотел.　

— Как она?　

Похоже, отсутствие интереса к собственному отпрыску, наагалейю не удивил.　

— Все прошло отлично, — сказала она. — Сейчас ей нужен покой и отдых.　

Струна ожидания внутри, наконец, ослабла, и он растер дрожащими ладонями свое лицо.　

— Вы не хотите подержать своего сына?　

Аршавеше недоуменно посмотрел на нее, а потом до него дошло. Да, сын… Он медленно пополз вперед. Когда он оказался по другую сторону кровати, то увидел глаза Таюны. Они лихорадочно блестели, и она не сводила пристального взгляда со свертка в руках наагалейи.　

— Отдай мне его, — потребовала она.　

Ее глаза горели в полумраке, на пальцах появились когти.　

— Материнский инстинкт кошки, — пояснила наагалейя. — Ребенка придется ей отдать, как можно скорее. Быстрее, наагасах.　

Он осторожно принял на руки шевелящийся сверток. И замер. Там было чудо. Маленькое, с крошечным хвостиком пока белесого цвета, малюсенькими кулачками и темным пухом на голове. Мальчик, сын… Как он потрясающе пах. На губах возникла неуверенная улыбка. Он вспомнил, как Таюна недоумевала, как они определяют пол младенца. Там же паховые пластины все скрывают. Вот как это можно не понять? У них же разные пластины.　

Малыш завозился и распахнул глазки. Наагасах вздрогнул от неожиданности, и улыбка сползла с его лица. Глаза его сына были совершенно черные, как у его дяди Риалаша. Он прижал сына к груди одной рукой, а второй развел в стороны пеленки. На кончике хвоста обнаружилась пока еще мягкая костяная пластина. Но больше всего его поразили шишечки на локтях и плечах младенца. Слишком много признаков утерянного рода.　

Похоже, что-то такое отразилось на его лице, потому что Таюна забеспокоилась. Она перевернулась на бок, игнорируя уговоры помощников лекаря, которые приводили ее в порядок.　

— Отдай! — снова потребовала она.　

Возникло ощущение, что она сейчас обернется и бросится.