Волны накатывали и отступали в гармонии с ней, точно были ее частью; она перестала чувствовать, где кончается ее собственный организм. Теперь Мэгги была тем, что могла видеть. Если верхняя ветка качалась на ветру, Мэгги чувствовала это движение у себя в кишечнике. Если колебался папоротник, она ощущала это как нить, пропущенную сквозь ее сердце. Гниение бревна отдавалось бесконечно медленным жжением у нее в животе.
Верхние листья ближайших к Мэгги папоротников заколыхались, и она ощутила какое-то медленное волнообразное движение по земле в ее направлении. Холод внизу живота, вызванный близостью листового перегноя. Рябь, идущая по опавшим листьям. Может, это оно? Самое первое, повторяла Лиз, самое первое. Ощущение чего-то зыбкого, скользящего пронизывало папоротник и все больше приближалось к веревочному кругу. Потом оно вдруг остановилось.
Оно было побеждено. Что-то другое опередило его, приземлившись за пределами круга.
Это была птица. Черный дрозд, казавшийся ослепительно-синим в бирюзовом свете. Гладкие перья, все еще влажные, как в день сотворения мира. Дрозд остановился на краю круга, склонив голову и глядя на Мэгги, глаза в глаза. Это существо было Мэгги знакомо. Она знала его уже давно.
— Входи, — сказала она дрозду.
Птица впрыгнула в круг.
Мэгги ощутила неожиданный прилив грусти, и горячая соленая слеза брызнула у нее из левого глаза и капнула на щеку. Она увидела эту влагу, преломлявшую бирюзовый свет. Птица подлетела к ней и реяла совсем рядом, ее крылья колебали воздух и, как веером, обвевали лицо Мэгги. Оказавшись в опасной близости от глаз женщины, птица склонила клюв и втянула слезинку. И тут же исчезла.
Мэгги встала и огляделась вокруг. Предметы, разложенные за пределами круга, оставались на своих местах, но птицы не было. Она улетела, а вместе с ней, подумала Мэгги, улетучился и ее шанс. Почувствовав, что нетвердо стоит на ногах, она снова склонилась к земле и спрятала голову в коленях.
Жгучая боль пронзила ее тело, пришлось исторгнуть изо рта нитку черной желчи. Потом — боль в животе, какой Мэгги не испытывала с тех пор, как произвела на свет сына. Она обнаружила, что может ослаблять боль, поднимая и опуская грудную клетку, а также сводя руки за спиной. Ее била сильная дрожь, которую невозможно было преодолеть. На лбу выступил пот. Она снова выпятила грудь и отхаркнула еще одну нить иссиня-черной желчи.
Потом ее затошнило. Подбородок втянулся в шею, она его больше не чувствовала. Ей стало трудно дышать. Она снова отхаркивалась, пытаясь избавиться от ощущения, что задыхается. Ее ноги, точно когти, скребли по мягкой земле, пытаясь найти опору, и все ее тело били конвульсии. Внезапно она уже совсем не могла дышать. Она задыхалась.
Мэгги охватила паника. Напрасно мотала она головой в надежде стряхнуть с себя этот морок — ее парализовало. Начались рвотные позывы. Если бы только она могла отхаркаться, ей, возможно, удалось бы освободить дыхательные пути. Но при попытке плюнуть ее рот сморщился и вытянулся вперед, а нос изогнулся и заострился.
Это было слишком страшно. Мэгги трясло от ужаса. Потом она почувствовала какие-то щелчки в суставах — звук был такой, точно ее кости хрустят и меняют свое положение. Пожалуйста, хватит! Она хотела, чтобы это прекратилось. Тщетно напрягала Мэгги остатки разума, силясь повернуть происходящее вспять. Ей казалось, что ее сердце превращается в тугой мяч, готовый взорваться. Ее глаза налились кровью. Кожа от затылка до пяток горела, покрываясь пупырышками, точно вода — рябью. Иссиня-черные перья прорезались сквозь белую кожу Мэгги, пока она скребла по земле, пытаясь сохранить равновесие. Теперь она металась по кругу, сопротивляясь метаморфозе, не в силах дышать. Хватит! Все, хватит!
Желание Мэгги было удовлетворено. Процесс остановился на полпути. Она с облегчением всхлипывала, тяжело дыша. Она смогла это остановить. Потом она попыталась выпрямить спину, но это ей не удалось. |