|
И вот теперь заканчивалось то время, когда она по документам числилась самой молодой студенткой, что было так утомительно. Она торопилась закончить текст, желая немного отдохнуть, пока еще была такая возможность. Неожиданно ее сразила боль, врезаясь в нее с такой силой, что ее отбросило на кровати, а тело стало конвульсивно содрогаться. Она попыталась вскрикнуть, сползти вслепую к телефону, но смогла только беспомощно свернуться на полу в позе эмбриона. Пот бисером выступил на ее коже. Капельки темно-красной крови просачивались через ее поры. Боль не походила ни на что когда-либо испытанное ею, как будто кто-то резал ее плоть ножом, сжигая ее, мучая бесконечно. Сколько это продолжалось, часы или дни, она не знала. Никто не приходил, чтобы помочь ей, да они и не смогли бы. Она была одна, настолько одинокой, что у нее никогда не было настоящих друзей. В итоге, когда боль скрутила ее так, что появилось ощущение, словно у нее в груди дыра размером с кулак, она потеряла сознание.
В тот момент, когда он решил, что мучители решили закончить его страдания и, наконец, дать ему умереть, то понял, каков бывает настоящий ад. Кошмарная, жуткая мука. Злобные лица над ним. Обострение чувств, успокоенных в его сердце. Проходили секунды за секундами. Это должно прекратиться сейчас. Это должно было закончиться. Он чувствовал, как толстый деревянный кол проникает сквозь его плоть, образовывая огромное отверстие, разрывая мышцы и сухожилия. Молоток стучал, тяжело проталкивая деревяшку все глубже и глубже. Боль была настолько чудовищной, что он даже не смог бы такое придумать. Женщина, ментально связанная с ним, потеряла сознание, оказывая милосердие им обоим. Он продолжал чувствовать каждый удар, огромный кол, протыкающий его плоть, проникающий сквозь его внутренности, в то время как кровь била струей, как гейзер, еще больше ослабляя его. Он чувствовал, что его жизненная сила исчезла. Сила, столь истощенная теперь, когда он был уверен, что умрет. Он на пороге смерти. Он умирал. Но этого не должно было быть. Он был мужчиной-карпатцем, бессмертным, от них было не так легко избавиться. Желание было сильным и решительным. Желание бороться со смертью, даже когда его тело умоляло о конце страдания и существования. Его глаза нашли их, этих двух людей. Они были покрыты его кровью, красными брызгами на их одежде. Он собрал свою силу, последние ее остатки, и захватил их пристальные взгляды, смотря на них гипнотизирующе. Если бы он только мог надеяться, что их зло в стократном размере возвратится к ним. Один из проклятых внезапно резко отодвинул своего компаньона. Они быстро прикрыли глаза своей жертвы тканью, неспособные больше выдержать темное обещание в глазах, отражающих страдание, напуганные его силой, несмотря на то, что он настолько ослаб. Они рассмеялись, приковав его в гробу и закрепив тот вертикально. Он услышал свой крик боли, но звук был только у него в голове, отзываясь резким эхом, запертым, дразнящим его. Он вынудил себя прекратить. Они не могли услышать его, но это не имело значения. У него осталось немного гордости в запасе. Чувство собственного достоинства. Они не победили его. Он был карпатцем. Он слышал каждый удар о дерево, когда они его закапывали, похоронив в стене подвала. Каждую лопату с землей. Темнота была полной. Тишина ударила по нему. Он существо ночи. Темнота — его домом. Все же теперь в его страданиях она была врагом. Оставалась только боль и тишина. Раньше он сам всегда выбирал темноту, исцеляясь в земле. Теперь он был заключенным, запертым в земле, которая была недосягаема для него. Это должно было быть удобным, все было рядом, и все же доски гроба мешали его телу коснуться того, что в конечном счете излечило бы раны. Голод начал вторгаться в его мир боли. Проходящее время ничего не означало. Только ужасный, неустанный голод, который рос, пока это не стало всем его миром. Боль. Голод. Ничто иное не существовало для него больше. Он понял, что через некоторое время сможет заставить себя заснуть. |
