Рукава закрывали запястья, кисти рук были в перчатках, а узелок белого шнурка на затылке подсказывал Полу, что на докторе есть еще и марлевая повязка. Уши выглядели ярко-розовыми, но их цвет ничего не говорил, так как серость чумы пропитывала всю кожу лишь через несколько месяцев после заражения. Однако Пол догадывался, что доктор болен. Перчатки и повязку он носил для того, чтобы сохранить стерильность оборудования.
Пол бесцельно осматривал комнату. Около стен стояло несколько стеклянных клеток с крысами. Клетки казались герметичными – от них тянулись патрубки принудительной вентиляции. Больше половины крыс были отмечены следами чумы на различной стадии невродермы. Некоторые из них имели бритые пятна кожи – особенно, в тех местах, где болезнь появилась недавно и проявила себя наиболее мощно. У Пола возникло странное чувство, что крысы следят за ним. Он вздрогнул и отвернулся.
Осмотрев лабиринт стеллажей и груды лабораторной посуды, Пол перевел свой взгляд на пару полусфер, которые висели на стене, словно охотничьи трофеи. По углублениям в центре он узнал в них две половинки одного из метеоритов. Чуть дальше виднелся плакат с десятком наклеенных печатаных страниц. Следующий плакат содержал четыре фотографии бородатых ученых из другого века. Скорее всего, Сиверс вырезал их из какого-то журнала или книги. Ничего особенного в лаборатории не было. Она пропахла пылью и какими-то кислотами.
Внезапно кресло Сиверса заскрипело.
– Вот и проверил,– сказал он сам себе.– Еще одна загадка. Сорок процентов роста!
Он отбросил огрызок карандаша и быстро повернулся. Пол увидел круглое толстое лицо с блестящими глазами. Темное и рваное пятно невродермы поднималось от подбородка ко лбу. Оно разделялось ртом, закрывало правую щеку и придавало ученому сходство с бульдогом какой-то смешанной черно-белой масти.
– Проверил!– гаркнул он и самодовольно улыбнулся.
– Что проверили?
Ученый закатал рукав, показывая полоску лейкопластыря на левом локте, который был покрыт пятном болезни.
– Вот, смотри,– произнес он.– Две недели назад это место было нормальным. Я взял отсюда квадратный сантиметр кожи и подсчитал количество нервных окончаний. Прошло немного времени, и дерма захватила этот участок. Сегодня я срезал еще один квадратный сантиметр и сделал пересчет. Представь себе, сорок процентов роста!
Пол недоверчиво поднял брови. То, что невродерма повышала чувствительность, было известно давно. Но чтобы она создавала новые нервные окончания… Нет, в такое он поверить не мог.
– Я потом пересчитаю в третий раз,– радостно пообещал ему Сиверс.– Одно место показало шестьдесят пять процентов. Что скажешь, а? Расторопные маленькие твари! Они создают нам новые рецепторы!
Пол с трудом проглотил слюну.
– И что?
Сиверс спокойно осмотрел его с головы до пят.
– Э-э, да ты не гипер! И наверное, никак не можешь понять, почему чувствительные люди хотят полапать твою кожу? Но меня бояться не надо. Я застраховал себя от подобных глупостей.
Он сказал это так небрежно, что смысл фразы дошел до Пола с небольшим опозданием.
– Простите, не расслышал. Что вы сделали?
– То, что сказал! Подцепив болезнь, я взял тонкую иглу и определил те места на руках, которые вызывали у меня приятные эротические ощущения. Затем я прижег их электродом. И знаешь, подобных мест оказалось не так уж много – одна-две точки на квадратный сантиметр.
Он снял перчатки и показал запятнанные оспинами ладони. |