Ага. Зарек — слева, в гостиной.

Включать отопление бывший раб не стал, так что в доме стоял пронизывающий холод. Должно быть, на Аляске Зарек привык к морозам, так что обычная для новоорлеанского февраля погода его не беспокоила.

Эш остановился на пороге. Зарек, обнаженный по пояс, в черных тренировочных брюках, спал на полу возле викторианской софы. Он лежал спиной к нему и при появлении Ашерона даже не шелохнулся. Однако Эш не верил, что Зарек спит.

По остроте и тонкости сверхъестественного восприятия бывший раб не уступал самому Ашерону — и, конечно, не позволил бы чужаку войти в свое логово незамеченным. Без сомнения, он бодрствует и готов к бою.

Эш устремил взгляд на обнаженную спину Зарека. Кожа его была гладкой и чистой — если не считать вытатуированного дракона, обвивавшего пояс. Но так было не всегда. Эш помнил времена, когда спина Зарека была сплошь испещрена безобразными глубокими рубца<style name="85">ми — такими, что сам он невольно поморщился, в первый раз увидев эти страшные следы.

В доме отца Валерия Зарек был мальчиком для порки. Всякий раз, когда Валерию или его братьям случалось набедокурить, — доставалось ему.

Кнут оставил свои следы не только на спине Зарека. Шрамы обезобразили его руки и ноги, грудь и лицо. Рубцы, пересекавшие щеку и левый глаз, сделали его уродливым и страшным.

В смертной жизни Зарек смотрел на мир одним глазом, ходил, сильно хромая, и с трудом владел правой рукой.

Перейдя черту и став Темным Охотником, Зарек поначалу не находил в себе сил взглянуть Ашерону в лицо. Он всегда опускал глаза и вздрагивал всякий раз, когда Ашерон к нему обращался.

Обычно Ашерон предоставлял новым Темным Охотникам выбор: оставить на себе полученные при жизни шрамы — или полностью исцелиться. Но в этом случае о выборе речь не шла. Бедняга был так изуродован, что Ашерон исцелил его сам — немедленно, ни о чем не спрашивая.

А затем начал учить его драться и давать сдачи.

Надо сказать, Зарек оказался непревзойденным учеником. Ярость, накопившаяся в нем за долгие годы унижений, вырвалась наружу и дала ему невероятную силу.

К несчастью, она же превратила его в неуправляемого психопата.

— Ну что, великий Ашерон? Так и будешь на меня любоваться — или, для разнообразия, скажешь что-нибудь? — не поднимаясь, поинтересовался Зарек.

Эш вздохнул.

— Что тебе сказать, Зет? Сам знаешь все, что я скажу. Напрасно ты напал на полицейского. Тем более — на троих сразу.

— А что мне оставалось? Тихо-мирно ждать, пока они наденут на меня наручники и препроводят в участок, оставив в обезьяннике дожидаться солнца?

Эш понял, что вступать в дискуссию бесполезно.

— Что произошло?

— Они увидели, как я расправляюсь с даймонами, и попытались меня задержать. Я просто защищался.

— Просто защищался? У одного сотрясение мозга, у второго сломана челюсть, у третьего — три ребра. Хороша самозащита!

Зарек вскочил на ноги и смерил его гневным взглядом.

— Сами виноваты — надо было держаться от меня подальше, я их об этом предупредил!

Эш ответил Зареку не менее разъяренным взглядом. Этот парень умудрялся выводить его из себя быстрее, чем Артемида — а это о многом говорит!

— Черт тебя подери, Зет! На что ты рассчитываешь? Рано или поздно — и скорее рано — моему терпению придет конец, и я перестану вступаться за тебя перед Артемидой!

— В чем дело, ваше высочество? Плохо переносите возражения и критику? Да, такое случается с детишками из хороших семей.