И все это время им поневоле пришлось провести на месте убийства. ""
— Не нравится мне все это, Валентина Алексеевна. — Судмедэксперт, окончив осмотр, стянул резиновые перчатки и бросил их в пластиковый мешок. — Обратите внимание, какая странная, я бы сказал, неэкономичность и нецелесообразность действий. Остервенелость прямо. И какое чудовищное количество ран для столь малой поверхности — лица! Зачем? Он же убил его с первого удара. А затем просто рубил череп. И метил именно в лицо.
Кравченко заметил, как при этих словах оперативники в штатском быстро переглянулись.
— Что, не первый случай такого рода? — улучив момент, спросил он их.
Они смерили его с ног до головы, потом один, плотный брюнет лет тридцати пяти с родинкой-мушкой на щеке, ответил:
— Нет, убийство пока первое. Иных подобных не зафиксировано. Но…
— Значит, почерк знакомый?
Брюнет явно колебался, отвечать или нет любопытному очевидцу. Кравченко решил склонить чашу весов в свою сторону.
— Я, конечно, не специалист и слабо разбираюсь в вашем кодексе, но сдается мне, — он помедлил, а потом интимно понизил голос, — осмотр места происшествия у вас малость незаконный вышел. Без понятых ведь, а?
— А вы что ж с товарищем, откажетесь в случае чего? — брюнет прищурился.
— Да боже упаси. Только мы ведь до сих пор не предупреждены. Ну в протоколе-то — ответственность там за ложные и тэ пэ… Закорючек-то наших нет там в графе «подпись», а значит, осмотр незаконный, без понятых.
— Да где ж мы в лесу, кроме вас, понятых найдем? Да еще ночью!
Кравченко сочувственно вздохнул: «Ай-яй-яй, но разве это ко мне вопрос, дорогие мои?»
— Ну ладно, друг. — Опер, мгновенно сориентировавшись, положил увесистую длань ему на плечо. — Выручили вы нас, спасибо. Кстати, меня Александром зовут, фамилия моя самая простая — Сидоров.
— Меня Вадимом зовут, а приятеля Сергеем. А фамилии наши в паспорте.
— Да брось ты, «паспорт-паспорт…». — Опер беспечно махнул рукой и улыбнулся — губами, глаза остались настороженными. — Вы на дачу Зверевой едете, так? В гости, что ли?
— В гости.
— Хорошие у вас знакомые. Мне б таких, да вот не приглашают. И долго пробыть там думаете?
— Неделю, может, дней десять. Пока не выгонят.
Опер Сидоров кивнул задумчиво:
— Мда-а, убийство это нехорошее. Вот что я, Вадим, тебе скажу. И есть кое-какие соображения насчет его.
Кравченко поймал его быстрый взгляд: искорка вспыхнула и угасла. Недобрая искорка.
— Ищете кого-нибудь, что ли?
— Ищем.
— Психа?
Опер снова смерил его взглядом, потом наклонился и шепнул, вроде бы доверяя, а там уж…
— Из областной спецбольницы был побег. Три дня назад. У сбежавшего диагноз — язык сломаешь. А упекли его в дурдом за покушение на убийство, тяжкие телесные одному причинил. А потом уже, в больнице, тоже история была с кровянкой. Признали невменяемым. А он, видишь ли, дал деру. А теперь вот и кумекай: он — не он? К нам, что ли, этот полудурок подался? Или это наши гаврики по пьянке своего зашибли? Я это все к тому говорю, во-первых, ты — гость, а гостей беречь надо. А во-вторых, нам помог от души. А мы это ценим в людях. Так что гляди в оба в случае чего.
— Ладно. Телефон свой дай на всякий случай.
— Записывай. И пойдем, заодно подмахнете нам с дружком бумажку. Валентина Алексеевна, они нам в протоколе распишутся. Понятые — лучше и не найти, с полуслова все понимают!
Вот так, неожиданно для себя, Кравченко и Мещерский попали в понятые по делу об убийстве. |