— Александр? — прошептала Дерая. — Они заберут Александра?

— Попытаются.

— И удалят его из нашего мира? Ведь это желанный результат?

Аристотель поднял брови. — Думаешь, можно желать, чтобы сердце другого ребенка было вырезано из груди?

— Не могу сказать, что ты нравишься мне, — прошептала Дерая. — Ты делаешь это не ради Истока, и даже не ради победы над Хаосом.

— Нет, — согласился он. — Только ради самого себя. Моя собственная жизнь под угрозой. Ты мне поможешь?

— Я подумаю, — ответила она. — А теперь оставь меня в покое.

Александр поднял руку и стал смотреть, как птица с голубым и серым оперением чирикает в низко свисающих кипарисовых ветвях. Крохотное создание нахохлило перья и склонило голову на бок, кланяясь золотоволосому ребенку.

— Иди ко мне, — прошептал мальчик. Птичка проскакала по ветке, затем взмыла в воздух, пролетев над самой головой ребенка. Александр ожидал, неподвижный как статуя, сосредоточенный до предела. С закрытыми глазами он мог представить себе полет птицы дальше за садовую стену, поворот обратно ко дворцу и ниже, еще ближе к вытянутой руке. Дважды зяблик стремительно пролетал над ним, но на третий раз его маленькие коготки уцепились за его указательный палец. Александр открыл глаза и сверху вниз посмотрел на существо. — Так мы теперь друзья? — спросил он дружелюбным тоном. Птица еще раз склонила голову, и Александр почувствовал ее напряжение и страх. Он медленно поднес свою левую руку, чтобы погладить зяблика по спинке.

Вдруг он ощутил всплеск убийственной силы, поднявшийся внутри, и его пульс участился, а рука задрожала. Отдернув руку, он стал громко считать вслух. Но досчитав до семи, он почувствовал волну смерти, бегущую вдоль руки.

— Лети! — крикнул он. Зяблик взмыл вверх.

Александр осел на траву, жажда смерти исчезла так же мгновенно, как появилась. — Я не сдамся, — прошептал он. — Я доживу до десяти лет — и потом до двадцати. И однажды я остановлю это навсегда.

Никогда, послышался голос сердца. Ты никогда меня не победишь. Ты мой. Сейчас и навеки.

Александр потряс головой и встал, отгоняя голос, глубже и глубже внутрь себя. Солнце начинало клониться к далеким горам, и мальчик перешел в прохладную тень западной стены. Отсюда ему было видно стражников у ворот, их яркую броню, бронзовые шлемы, сверкающие как золото. Высокие мужчины с суровыми глазами, гордые, злые оттого, что остались в тылу, тогда как Царь отправился на битву.

Стражи вытянулись по стойке смирно, вертикально выставив копья остриями вверх. Мальчик загорелся любопытством, видя, как часовые приветствуют кого-то за воротами. Александр побежал по дорожке.

— Парменион! — крикнул он, распугивая высоким голосом птиц в ветвях. — Парменион!

***

Военачальник ответил на приветствие и вошел в сад, улыбнувшись, едва увидел четырехлетнего малыша, который бежал к нему с распростертыми руками. Спартанец опустился на колено, и мальчик бросился в его объятия.

— Мы победили, ведь правда, Парменион? Мы сокрушили фокейцев!

— Совершенно верно, мой принц. Осторожно, не поцарапайся о мои латы. — Расцепив руки мальчика у себя на шее, Парменион отстегнул кожаные ремни на нащечниках шлема, снял его и положил на траву.