|
Бог знает почему! Быть может, он направил вслед за тобой из Хедада своих лазутчиков? Старательно собрал в Иерусалиме сведения о том, как выглядит Уокин, как выглядишь ты? У него ведь есть почтовые голуби, «небесные кони». Ассасины гордятся своей осведомленностью о том, что происходит в стране. Не могу доказать, но подозреваю: Низам узнал, что произошло с Уокином на самом деле, а потом потянул за ниточку. Если Уокин был убит, кто же тогда мог выдавать себя за него? Никто, кроме одного человека — того самого, кто стерёг Уокина. — Де Пейн вздохнул. — Что же касается прямых доказательств, можно порыться в ваших вещах. Можно подвергнуть пытке ваших наемников. Кого-то подкупить, кого-то запугать. — Он слабо улыбнулся. — Всё, что требуется, — одно-единственное признание, одна ниточка, и вся хитроумная сеть вашей лжи распутается. Вам казалось, что вы в безопасности. Вам надо было только убрать меня с дороги. А я пришел сюда для возмездия. Скажу ещё вот что напоследок. — Де Пейн бросил быстрый взгляд на Парменио. — Мой любопытный друг генуэзец получил известие, что найдены, вероятно, останки Уокина.
— Но это невозможно! — вскрикнула Изабелла и тут же осеклась, едва не зажав себе рот руками. — Видишь? — Де Пейн улыбнулся Майелю. — Видишь, иуда, как появляются доказательства? Майель придвинулся ближе к нему. — Надо было мне убить тебя, Эдмунд. — Он отклонился назад, словно собирался встать, и тут же быстро размахнулся — удержать его никто не успел — и ударил де Пейна по губам. — Вот, — усмехнулся он. — Вызов. Давай, малыш Эдмунд! Ты рассуждал о свидетельствах и доказательствах, а я предлагаю испытание поединком. Пусть меч нас рассудит! Де Пейн почувствовал соленый привкус на вспухшей губе. В нём вспыхнула ярость. Не слыша ни протестующего возгласа Гастанга, на призывов к осторожности, которые выкрикивал Парменио, Эдмунд видел перед собой лишь издевательскую усмешку Майеля, чувствовал лишь вкус крови на языке, и меч сам просился ему в руки. Он вскочил на ноги и дал Майелю пощечину. — A l’outrance! До смерти! Гастанг и Парменио призывали его образумиться. Воины коронера вскинули свои арбалеты, выхватили мечи и кинжалы. А Майель уже был в другом конце комнаты — сорвал с крюка перевязь, вытащил из ножен меч, сбросил плащ. Беррингтон и Изабелла тоже вскочили на ноги. Гастанг прикрикнул на них, и они снова сели, но Изабелла чему-то загадочно улыбалась. — Да будет так! — Де Пейн обнажил меч. — Божий суд, испытание поединком. Если я проиграю, Гастанг и Парменио смогут уйти невредимыми? — Согласен! — Беррингтон не скрывал издёвки. — Вот, малыш Эдмунд, настал и твой день! Де Пейн развязал плащ и сбросил его на пол. Майель, пружиня ноги и слегка раскачиваясь из стороны в сторону, стремительно приближался к нему, сжимая рукоять меча обеими руками. Превосходный фехтовальщик, боец, уверенный в своих силах и мастерстве, он взмахнул клинком, издевательски приветствуя противника, и пошёл в атаку. Клинок в его руках вращался, как цеп, которым крестьянин молотит зерно, описывал зловещие сверкающие дуги, и де Пейн едва успевал уклоняться. Отступив на шаг, он споткнулся о собственную перевязь, лежавшую на полу, и чуть не упал, что вызвало злобный смех Изабеллы. Майель ухмыльнулся. Де Пейном постепенно овладевала горячка боя. Будто со стороны, он услышал собственные презрительные выкрики, адресованные противнику, а сам тем временем отступал, потом сдвинулся немного вбок, покачиваясь, и его меч змеей заскользил вперед. Он чувствовал, как удобно лежит в руке широкая рукоять. Эдмунд сосредоточился на одном: как пробить защиту противника. Его клинок со свистом рассекал воздух, вращался вокруг своей оси, готовый колоть и рубить, выискивая ту щелку, которая позволит проткнуть или рассечь чужую плоть. |
